невозмутимо обходя сидящего Сержа, двигались пешеходы. За спиной — он повернул голову так, что хрустнула шея, — обнаружился старомодный бар. Все это вместе и по отдельности Сергею Петровичу ни о чем не говорило.
До звона в ушах болела голова, это притупляло слух, но Серж все же расслышал несколько случайных слов и фраз и определил их языковую принадлежность: говорили, несомненно, по-английски, однако не так, как в самой Англии, где Сержу некогда довелось побывать по работе. В толпе то и дело попадались азиаты и темнокожие. Америка? Австралия? Южно-Африканская Республика? Студенческий городок Университета имени Патриса Лумумбы?
Серж поднялся на ноги, ощупал голову — добрая шишка! — и поплелся по улице. На углу обнаружился супермаркет, Серж обрадовался ему, как родному, вошел и оглядел прилавки, пытаясь сориентироваться по ассортименту. Упершись взглядом в вереницу бутылочек и банок кока-колы, понял свою ошибку и сделал поправку: отыскал стеллаж с газетами и журналами. Пробежался взглядом по обложкам печатных изданий— «Космополитен», «Лайф», «Ю-с ньюс энд уорлд рипорт», опознал знакомые лица: американский президент, полдюжины голливудских звезд — точно, Ю Эс Эй!
Пышнотелая брюнетка у кассы ободряюще улыбнулась ему, но Серж отвернулся, потому что физически не выносил крупногабаритных дам. Не то чтобы толстушки ему банально не нравились, просто с одной из них у него было связано одно из самых мучительных детских воспоминаний: испуганный дурным сном трехлетний малыш, он забрался в постель к спящей матери, улегся у нее под боком и едва не был раздавлен, когда она неожиданно перекатилась на спину.
Не спеша что-либо покупать, Серж прошел мимо кассы, остановился вблизи организованного стада пустых тележек и исследовал содержимое своих карманов: доллары США, документы, разная мелочь: связка ключей, расческа, записная книжка, шариковая ручка, сигареты и зажигалка, солнечные очки, носовой платок. Во внутреннем кармане слегка запылившегося пиджака оказалась тщательно упакованная в многослойный ячеистый полиэтилен компьютерная дискета.
Серж попытался вспомнить, как она к нему попала, но не смог. Впрочем, это было не так важно: едва увидев ее, он сразу понял, что должен делать дальше. Нужно закончить задание, доставить дискету кому положено, а там, глядишь, можно будет поставить крест на секретной службе. Эта мысль принесла ему облегчение, даже голова стала болеть меньше.
Серж решительно прошагал к выходу из супермаркета, не глядя на прилавки, вежливо обратился к охраннику и на вполне сносном английском спросил, как найти российское посольство. Объяснение записал, начертил схему движения, уточнил, сколько будет стоить такси, и принял любезное предложение вызвать машину.
— Дай Ыжика! — требовательно сказал маленький Бобби с заднего сиденья. Он завозился в своем детском креслице, сжимая кулачки, хмуря белесые брови и готовясь взреветь, если ему сейчас же не дадут куклу. Румяные щечки надулись.
Где же его Рыжик? Зина вернулась в дом, бегом поднялась в детскую, на верхней площадке лестницы споткнулась о куклу-клоуна: Рыжик нашелся сам. С игрушкой под мышкой она побежала в обратном направлении, на ходу набивая карманы куртки нужными предметами, которые едва ли не сами прыгали ей в ладонь: бумажник, ключи от дома, пакетик чипсов для Бобби, его же шапочка. Стоп, а где фотография? Зина метнулась в спальню, выдвинула ящик прикроватной тумбочки, не глядя, сунула в него руку и выудила аккуратно сложенный бумажный лист с распечаткой снимка (лазерный принтер, фотокачество).
— Ыжика-а! — распевался Бобби.
— Держи! — Зина сунула ему в руки клоуна, захлопнула переднюю дверцу и завела машину. Предварительно разуваться сегодня не понадобилось: на сей раз она была в джинсах и кроссовках.
Обычно Зина носила туфли на высоком каблуке и короткие юбки, тем самым выделяясь из толпы американских домохозяек, которые в большинстве своем предпочитали брюки и удобную обувь. Зина расценивала это как наплевательское отношение к собственной внешности: если бог дал женщине ноги — зачем их прятать? По профессии, полученной еще в России, Зина была модельером-конструктором одежды и понимала толк в красивых нарядах. После переезда в Америку она прошла специальные курсы и немного поработала в швейном ателье, но вскоре уволилась, потому что никак не могла привыкнуть к тому, что мерки с клиентов нужно снимать дистанционно, не прикасаясь к телу. О какой точности кроя и как следствие о какой модельной одежде тут можно говорить?
Сегодня Зина нарочно оделась «как все», обошлась минимумом косметики и убрала волосы в непритязательный «хвост». Она собралась посвятить день поискам парня, в которого влюбилась подруга двоюродной сестры. Парадоксальным образом романтические истории трогали прагматичную Зину до слез.
— Хочу есть, — голосом на грани крика сообщил с заднего сиденья малыш Бобби.
Продолжая рулить, Зина нашарила в кармане пакет, зубами разорвала его и, не оборачиваясь, передала назад сыну. Бобби замолчал и захрустел чипсами, наверняка всячески свиняча. Придется пылесосить сиденье.
Чипсов хватило на десять минут.
— Ма-а, мы куда? — едва запихнув в рот последний, невнятно спросил Бобби.
— В магазин, — ответила Зина.
Собственно, они уже приехали: машина по пандусу въехала в подземный гараж торгового центра.
— Купи конфет, — велел Бобби.
— Обязательно. — Зина взяла сына на руки, закрыла машину и пошла к лифту.
Сегодня она приехала не за покупками: просто в торговом центре, помимо паркинга, была детская комната, где можно было оставить Бобби. Это было выгоднее, чем вызывать бебиситтера. Соседская девчонка, на взгляд Зины, брала за услуги приходящей няньки слишком дорого. А сегодня Зине предстояло еще потратиться на такси, потому что машину, как и сынишку, она собиралась оставить в торговом центре.
— Пусти! Хочу пи-пи! — громогласно объявил Бобби, яростно вырываясь из рук мамочки: через отдел с игрушками мудрая мать несла сына, закрыв ему глаза ладонью.
— Он хочет пи-пи, — по-английски сказала Зина милой девушке в детской комнате.
— О, йес!
У американской цивилизации были свои плюсы. Зина передала ребенка девушке, помахала сыну ручкой, посмотрела на часы и заторопилась к выходу из магазина. Режим работы детской комнаты позволял потратить на поиски Монте не более трех часов.
Полковник Лапокосов с ненавистью посмотрел на газонокосилку, воровато оглянулся на здание посольства и быстро пнул механизм ногой. Помогло: сволочная техника взревела, слегка подпрыгнула и двинулась по лужайке, плюясь во все стороны травяной жвачкой. Сдохнуть можно от такой работы, ей- богу!
Полковник, в юности успевший побыть комсомольцем, а позднее вынужденно вступивший в ряды КПСС, за полдня работы садовником в полной мере проникся классовой ненавистью к проклятым буржуям. Лужайки им подавай, гадам! А стричь их кто должен? Пушкин? Лермонтов? Лапокосов?!
Верещащая газонокосилка доползла почти до ограды и снова вырубилась.
— Косить вам не перекосить! — выругался полковник, ударив оземь форменной кепкой. Удар получился слабенький, мягкий — то ли дело было бы шваркнуть об пол жесткой фуражкой с кокардой!
Лапокосов вздохнул, печалясь оттого, что впереди его ждала муторная, требующая навыка и терпения садовничья работа: предстояло пройти по периметру лужайки вдоль бордюров и ограды ручной газонокосилкой, похожей на старый добрый отечественный сантехнический прибор для прочистки канализационных стоков типа вантуз. Избавить полковника от противной барщины могло только появление нужного человека.
Лапокосов подошел к кованой ограде и внимательно посмотрел сквозь изогнутые прутья. Ожидаемого агента Шило в обозримых пределах видно не было. Метрах в десяти от ворот посольства стоял одинокий негр с небольшим транспарантом, похожим на снегоочистительную лопату. Написанного на лопате полковник не понял, предположил, что это какой-то призыв к российским властям. У них тут, кажется, негров линчуют, а мужик, надо полагать, протестует, просит у русских братьев по разуму помощи, защиты, может быть, даже политического убежища.
