Я не нашлась, что возразить. Молча воткнула кассету в видик, шлепнулась на вращающийся стул перед телевизором и приготовилась смотреть. Володя искоса посмотрел на меня и примирительно спросил:
– Булочку хочешь? Вкусную.
– Спасибо, я только что чай пила с бубликом, – отказалась я.
Репортаж, спасибо монтажеру, оказался не таким пугающим, как я опасалась. Натуралистические подробности, в изобилии снятые кровожадным Вадиком, в готовый сюжет не попали. Но, вероятно, тонкую натуру монтажера рабочий материал все-таки впечатлил.
– А кто он был, Лев этот? – спросил Володя, не то поежившись, не то продолжая свою физкультурную разминку.
– Какой лев? – не поняла я.
– Который под трамвай попал.
– Лев попал под трамвай? – удивилась я. – Когда?
Володя озадаченно моргнул и полез в журнал учета работ:
– Ну, вчера. Он вообще-то нормальный был или какой-нибудь придурок беглый?
Я открыла рот и задумчиво скосила глаза в угол. Беглый придурок-лев? Это как? Из цирка, что ли, он сбежал? Или из заезжего зверинца?
Не в меру богатое воображение с готовностью изобразило перед моим мысленным взором взлохмаченного льва с расфокусированным взором умалишенного и слюнявой пастью законченного идиота. Бонифаций-недоумок бесцельно брел по улице, мутными глазами отыскивая в толпе прохожих потенциальную жертву. Картинка получилась страшненькая, я вздрогнула.
– По-моему, надо быть полным придурком, чтобы вылезти из люка на трамвайные рельсы, – сказал Володя.
Я пнула ногой разыгравшееся воображение. В голове моей забрезжила догадка, пока еще довольно смутная.
– Ты хочешь сказать, что Львом звали парня, который вчера попал под трамвай? – задумчиво хмурясь, спросила я Вову.
– Конечно, – убежденно кивнул монтажер. И вдруг добавил: – Если только он не педик.
– Педик-то тут при чем?! – не выдержала я.
Володя внимательно посмотрел на меня, все-таки протянул мне булочку и жалостливо вздохнул:
– Ох, плохо у тебя с соображалкой... Сама подумай, чье имя мужик может вытатуировать на руке? Либо свое собственное, либо зазнобы своей. Согласись, что Лева – довольно редкое имя для дамы, стало быть, покойник был или эгоистом, или педиком. Третьего не дано.
– Очень даже дано! – воскликнула я, порываясь со стула. – Ты рабочий материал еще не уничтожил? Дай посмотреть!
– А чего там смотреть? Я все лучшие кадры в сюжет взял. – Монтажер недовольно заворчал, но нужную кассету все-таки нашел. – Ладно, любуйся! Я тебе даже выставлю запись куда надо. Вот она, сомнительная татуировочка. Смотри!
Я послушно посмотрела, взволнованно пискнула и резво потянулась пальцем к кнопочке «стоп». Живая картинка на экране превратилась в подобие фотографии.
Бесчувственный Вадик хладнокровно снял нечто, накрытое куском брезента, а потом «наехал» на выглядывающую из-под полотнища руку. То, что при беглом просмотре могло показаться затейливыми черными перстнями, при ближайшем рассмотрении оказалось буквами, наколотыми на фалангах пальцев.
– «Лева», – прочитала я. – Лева! Тот самый убийца!
– Твой знакомый? – удивился Володя.
Я ему не ответила: меня уже не было в кабинете. Торопливо топая и роняя на ковролин коридора крошки булки, машинально взятой мной у гостеприимного монтажера и так же машинально надкушенной, я примчалась в редакторскую. А там бесцеремонно столкнула со своего стола рассевшегося на нем Аслана Буряка, чтобы поскорее добраться до телефона.
– Чего пихаешься? – обиделся Ослик ИО.
– А нечего торчать тут, как пресс-папье! – огрызнулась я. – Взял, понимаешь, моду – кочевать со стола на стол, как чайный сервиз!
Ослик обиженно надулся, Наташа захихикала. Я набрала номер сотового телефона капитана Лазарчука и, кусая губы, прослушала сообщение невозмутимой электронной барышни: «Абонент находится вне зоны действия сети».
– «Вне зоны» он, видите ли, находится! – раздраженно повторила я. – Интересно, где?
Часы показывали половину первого, самый разгар рабочего дня. Оставалось предположить, что Лазарчук либо выехал в дикую местность, что маловероятно, либо спрятался в каком-то подземелье.
– Не иначе, пытает арестантов в застенках и казематах! – в сердцах пробормотала я.
– Что это с нашей Леночкой? – тихонько спросила Любовь Андреевна Володю, прибежавшего в редакторскую следом за мной.
– Она опознала во вчерашнем трамвайном жмурике своего знакомого, убийцу, – объяснил монтажер, с намеком потряхивая флакончик с таблетками валерианки.
– Ох, и не разборчива же ты в связях, подруга! – ляпнул бестактный Вадик.
– Точно-точно! С кем поведешься, от того и наберешься! – заявил Буряк, потирая ушибленный при падении с моего стола окорочок и явно намекая на мои плохие манеры.
Я неприцельно швырнула в него надкушенной булкой.
– Рецидивистка! – вякнул Ослик, уклоняясь.
– Кормилица! – по-своему трактовал ситуацию Вадик, ловко поймавший хлебобулочное изделие.
Я незряче глянула на него и принялась сверлить взглядом телефонный аппарат. Мне хотелось немедленно, сию же минуту, сообщить Лазарчуку, что я, похоже, нашла убийцу Алика Дыркина! Темно-синие буквы на поросшей рыжей шерстью руке жуткого типа, застуканного мной на месте преступления, я запомнила очень хорошо и могла поручиться чем угодно: это те самые буквы и та самая рука! Если, конечно, убийца Дыркина не предоставил свою конечность придурочному диггеру как донорский орган. Что крайне маловероятно...
Я побарабанила пальцами по столу.
– Кажись, она пальчики откатывать готовится. То есть отпечатки пальцев снимать, – пояснил встревоженным моим поведением коллегам невыносимый Вадик. – Урки называют это «играть на пианино».
– Дурак ты, Вадик, и не лечишься, – с досадой сказала я.
– Кстати, насчет лечения: выпей валерианочки, а? – оживился сердобольный Володя.
– Отстаньте, – попросила я. – Со мной все в порядке.
– Да? – не поверила Любовь Андреевна. – Но на тебе лица нет!
– Не-а, лицо-то на ней есть, но зато на лбу изображается здоровенный знак вопроса. Он буквально торчит! Прям, не девушка, а носорог! – съязвил Ослик.
– Сам ты животное! – машинально огрызнулась я.
– Наш Носорог – очаровательный мужчина, утонченный и весьма интеллигентный! – возразила Наташа, явно перепутав тупую африканскую рогатую скотину с соплеменным нам бизнесменом, имя которого в последнее время не сходило с уст телевизионной публики.
Я хлопнула ресницами и замолчала, окончательно окаменев лицом.
– Да нет, посмотрите на нее: Елена сейчас не просто носорог, а его мертвое чучело! – продолжал насмехаться ехидный Ослик.
Я ничем не ответила на обидное замечание, и это было настолько на меня не похоже, что коллеги заволновались всерьез.
– Давайте-ка, действительно, оставим Леночку в покое! – озабоченно проговорила Любовь Андреевна и поспешно встала из-за стола.
Она развела руки, как рыбак, демонстрирующий размеры пойманной им царь-рыбы, и в одну минуту мягко вытолкала из редакторской всю шумную компанию. С тихим стуком притворилась дверь. Я осталась в кабинете в одиночестве, предоставленная своим мыслям.
