ответила девушка.
«Ложей» мои коллеги окрестили женский туалет. Наша дамская уборная расположена в угловой комнате дома, и из ее окна открывается великолепный вид на городскую автомагистраль. Наверное, архитектор, проектировавший здание, не предполагал, что данное помещение однажды будет задействовано для отправления естественных надобностей, иначе не придумал бы заменить одну стену комнаты огромным зеркальным стеклом. Из суперокна видны три квартала оживленной улицы, с ответвлениями и тротуарами по обеим сторонам. Сидя, пардон, на унитазе, можно беспрепятственно любоваться снующими машинами и людьми. Особенно красив вечерний вид из «ложи»: прорезающая кварталы старых купеческих домов прямая магистраль, точно стрела в мишень, вонзается в алый кружок заходящего солнца... Наши редакционные дамы, натуры сентиментальные и романтические, любят под вечер посидеть в «ложе» с сигареткой и чашечкой кофе.
– Ага, мы тут чай-кофе пили, а Натали с Любовью Андреевной извинились, взяли свои чашки и ушли из редакторской, – в унисон моим мыслям сообщил Аслан Буряк. – Не было их долго. Я уже даже начал беспокоиться, что вчерашний тортик несвежий оказался и у дам приключилось расстройство...
– И точно, приключилось! – вступил в разговор режиссер Слава. – Прибегает Натаха обратно в редакторскую абсолютно расстроенная. Губы у нее дрожат, а лицо все белое с прозеленью, как кафель в туалете. Я сразу понял: что-то случилось!
– Лицо под цвет кафеля – это мимикрия? – с интересом спросил Вадик, подмигивая смущенной Наташе.
– При чем тут мимикрия? Я же не хамелеон какой-нибудь! – обиженно возразила та. – И не камбала.
– Я еще не встречал никого, кто был бы меньше похож на камбалу, чем ты! – согласился Вадик.
Наташа осеклась и задумчиво оглядела свои складчатые бока.
– Короче, что ты видела? – вернула ее к теме я, устав дожидаться, пока балагурствующие коллеги прояснят ситуацию.
– Я увидела, как красная машина на запрещающий сигнал светофора выкатилась на середину перекрестка, – выпалила Наташа. И нервно зачастила: – А справа – грузовик! Он «Ауди» – бам в бок, она и полетела! А со встречной как раз бетономешалка выворачивала! «Ауди» – шарах ей в задницу, прям под резервуар! А тот ка-ак плюнет раствором! Раз – и «Ауди» уже не красная, а серая!
– И Наташка тоже вся серая прибежала, – опять перехватил инициативу Слава. – Орет: «Ой, там авария!» Ну, мы и подумали, что авария в самом сортире случилась, воду прорвало или, наоборот, канализация засорилась. А Натаха еще вопит: «Ее накрыло, с головой накрыло!»
– Мы и подумали, что накрыло Любовь Андреевну, – встрял Ослик. – Она же с Наташей вместе ушла! Уже хотели бежать ее спасать, искали противогазы и гидрокостюмы, а тут Любовь Андреевна сама приходит.
– Захожу я в редакторскую и говорю: «Вовка, на перекрестке авария. Такая же «Ауди», как твоя, в бетономешалку влетела», – поспешно проглотив кусок торта, приняла эстафету Любовь Андреевна. – Смотрю – а Вовки-то в кабинете уже нет. Уехал Горохов на своей красной «Ауди»!
– И зачем только мы пожадничали, не дали ему четвертый кусок торта! – посетовал Слава. – Задержался бы Горохов в редакторской, разминулся бы с грузовиком!
– Торт был из наших закромов? – спросила я. – Его еще кто-нибудь ел?
– Его кто только не ел! – ответил Ослик.
– Мы с Ленкой его не ели! – буркнул Вадик. – Мы на съемке были.
– А что Вовка пил? – спросила я.
– Да он трезвый был! – заявила Наташа.
– Что он пил, чай или кофе? – Я повысила голос. – С сахаром или без?
– Без сахара, – поджала губы Любовь Андреевна. – С гадостью своей химической. Горсть таблеток в кофе себе высыпал – и все мало ему было!
Я кивнула. По всему получалось, что я верно догадалась: снотворное было у Горохова при себе, в витаминно-сахарольном пузырьке. Оставалось выяснить, кто заменил Вовкин сахарол снотворными таблетками. А также – когда и зачем.
Не обращая уже внимания на болтовню коллег, я вышла из кабинета и проследовала в приемную, где было пусто – очередной халявный тортик оттянул народные массы к нам в редакторскую. За просторным столом в одиночестве скучала секретарша Анечка, перманентно сидящая на строгой диете.
– Анюта, ты не найдешь мне телефончик Елены Роговой? – спросила я. – Только не домашний и не служебный, к ним она не подходит. Мне бы сотовый.
– Легко, – кивнула любезная барышня, черкая карандашом по квадратной бумажке из специальной стопочки. – Вот тебе твоя Елена Рогова-Носорогова. Только звони ей с мобильника, у нее входящие бесплатно. Елена Игоревна дама не бедная, но за копейку удавится.
– Может, потому и не бедная, – пробормотала я, пряча листочек в карман.
Следующий вопрос я задала вахтерше. Она да секретарша – вот самые осведомленные дамы в нашей компании, куда до них нам, журналистам!
– Анна Петровна, не подскажете, у нас в офисе аптечка есть? – показательно хватаясь за голову, спросила я.
– Аптечки нету, но таблетки от головы всегда есть у выпускающего, йод и бинты у главного инженера, а слабительное у меня, – не поднимая глаз от бесконечного, как «Санта-Барбара», вязания, ответила бабка. – Тебе какое лекарство нужно-то?
– Снотворное. У вас нету?
– Ты, никак, собралась поспать на работе? – засмеялась бабка. – Нет, у меня снотворного не имеется, мне оно ни к чему. Я, когда через трое суток на четвертые в ночь дежурю, засыпаю, как убитая, без всяких таблеток. Причем, что интересно, дома меня бессонница мучит, а на посту – никогда! Представь, в отпуск ходила, так за месяц с графика не сбилась: три ночи ворочаюсь, а на четвертую сплю без задних ног!
– Это интересно, – безразлично согласилась я, отходя в сторону.
За моей спиной нервно скрипнула дверь.
– Елена, зайди на минутку! – позвал меня директор.
Я вошла в начальственный кабинет и выжидательно уставилась на Алексея Ивановича.
– Выйдешь завтра провести прямой эфир? – спросил шеф, взволнованно ероша плешь.
– Завтра суббота, – напомнила я.
– Возьмешь отгул в понедельник, – быстро сказал директор.
Я задумалась. Прямой эфир вместе с подготовкой к программе займет от силы полтора часа моего времени, а взамен я получу целый день...
– А по закону работа в выходные дни оплачивается в двойном размере, – сказала я.
– И сегодня тоже можешь не работать. Ступай домой, считай, что у тебя два отгула, – моментально отозвался шеф.
– Договорились! – Я повернулась, вышла в приемную и уже оттуда снова заглянула к директору: – А с кем эфир-то?
– Тебе не все равно? Завтра в семнадцать тридцать, – скупо отмерил информацию шеф.
Мне, действительно, было все равно. Не прощаясь с коллегами, я по-английски ушла с работы. Во дворе села на лавочку под облетающим кленом и позвонила Ирке. Оказалось, что шустрая подруженька с помощью приятеля-фотографа уже разжилась портретом мускулистой порнозвезды с Вовкиного снимка и вполне готова потратить еще некоторое количество своего драгоценного времени на выяснение личности этой девицы. Ирка только не знала, как лучше действовать: встать с фотографией на груди на людном перекрестке в центре города или прилепить ее на милицейский стенд «Разыскивается», сопроводив нашими телефонами?
– Лучше всего будет съездить в «Ласточку» и показать фотографию коллегам покойного Алика Дыркина, – рассудила я. – У него с этой барышней что-то было, я сама видела их ночной порой в обнимочку, а бывшие сослуживцы Алика вполне могут знать об их отношениях чуток побольше.
Затем я обрадовала подругу сообщением о том, что мне обломился неожиданный выходной, и предложила закатиться в турбюро «Ласточка» вместе. Ирка пообещала подъехать за мной минут через
