Алика! Алика Дыркина! Вашего покойного коллеги!
– Наш Алик был Сударевым, – робко возразила Груня.
– А мой Алик... – утверждая право собственности на спорного Алика, Ирка сделала ударение на местоимении, – был Дыркиным, пока не поменял фамилию.
– Должно быть, это его мама! – шепнула на ухо Тане Груня, неправильно поняв словосочетание «мой Алик».
Таня понятливо кивнула и сменила дежурно-любезное выражение лица на сочувственное. Тем временем Ирка продолжала отстаивать свои права на дорогого усопшего.
– Он был Дыркиным тогда, когда я прижимала его к своей груди! – с пафосом заявила она, выпячивая бюст, как почтовый голубь.
Этим заявлением Ирка хотела подчеркнуть давность своей интимной связи с Аликом, но милые девушки ее не поняли. И в самом деле, к Иркиной пышной груди запросто могло прижаться с полдюжины младенцев разом. Кормить их, конечно, пришлось бы попарно, но уютно укачать перед сном Ирка могла бы и вполне взрослого Алика.
– Мы вам очень, очень сочувствуем! – сказала Груня.
– Алик был таким хорошим, таким милым! – подтвердила Таня.
– Я бы сказала, слишком милым, – проворчала Ирка. – Не миловался бы с кем попало, так был бы жив!
Таня и Груня смущенно потупились. Они тоже кокетничали с Аликом и испытали на себе его неотразимое обаяние.
– Я хочу знать, кто та дрянь, из-за которой его убили! – Ирка перешла к делу. – Посмотрите, вам знакомо это лицо?
Она вытащила из фирменного конверта «Коники» кадрированное фото развратной девицы. В отредактированной версии снимок выглядел вполне пристойно, на нем можно было видеть только женское лицо, обрамленное взлохмаченными белокурыми волосами. Выражение этого лица можно было трактовать, как минимум, двояко. Непричесанная баба на снимке подкатила глаза и приоткрыла рот – то ли в сексуальном экстазе, то ли в молитвенном томлении. Впрочем, религиозная тема у девушек развития не получила.
– Хм... Ну и проститутская же морда! – не сдержалась Груня.
– Знакомая морда или нет? – продолжала настаивать Ирка.
– Мне кажется, это Леля, – неуверенно сказала Таня. – Аликова последняя пассия. Она пару раз заезжала за ним на своей машине.
– Фамилия Лели, марка и номер машины?
Таня пожала плечами.
– Фамилию не знаю, номер тоже, а машина, кажется, «Вольво».
– Точно, «Вольво»! – пришла на помощь подруге Груня. – Кобальтового цвета, как наш линолеум.
Ирка посмотрела под ноги: линолеум на полу был синим. Это ее сбило с толку.
– Нам очень жаль, что Алик погиб, – заполнила образовавшуюся паузу сердобольная Таня. – Примите наши искренние соболезнования. Это ужасно – потерять сына...
Ирка, которая ни одного сына в своей жизни еще даже не приобрела, оторвала взгляд от синевы пола и недоуменно захлопала ресницами.
– Сейчас заплачет! – шепнула Тане наблюдательная Груня.
– Кофе хотите? – сменила тему «кореянка». – Со сливками, с сахаром?
– С ядом, – буркнула Ирка, до которой с большим опозданием дошло, что ее приняли за Аликову родительницу.
– Как убивается, бедная! – шепотом ужаснулась Груня.
«Бедная» Ирка исторгла из псевдоматеринской груди протяжный вздох и, не в силах вымолвить ни слова, прощально помахала приветливым девушкам фотографией развратной Лели.
Подруга вылетела из турбюро с такой скоростью, словно собиралась своим ходом умчать в какой-то отдаленный уголок планеты. Физиономия у нее была одновременно сердитая и смущенная. Забравшись в машину, Ирка порывисто развернула на себя зеркальце заднего вида, негодующе посопела, шмыгнула носом и только после этого спросила:
– Неужто я так хреново выгляжу?
– «Так хреново» – это как хреново? – осторожно уточнила я.
– Как древняя мумия!
– Нет, ну какая из тебя мумия! – совершенно искренне не согласилась я. – Где ты видела мумий весом в центнер?
– Точно, я не мумия. Я каменная скифская баба! – мрачно кивнула подруга. – Нет, я статуя с острова Пасхи – мордастое чудище, напрочь лишенное сексуальной привлекательности!
– Ассоциативный ряд навеян посещением турагентства? – с уважением к проявленной подругой эрудиции спросила я.
– И комплекс неполноценности тоже, – уже спокойнее призналась Ирка. – Ты представляешь, меня приняли за Дыркину мать!
– Кузькина мать! – воскликнула я. – То есть... я хотела сказать... ничего себе!
– Давай оставим тему материнства, – угрюмо попросила Ирка. – Мне все это очень неприятно, я старше Алика всего на несколько лет! Ну, не могла же я стать матерью в подростковом возрасте?
– С твоей красотой – запросто! – с жаром заверила я. – Я видела твои детско-юношеские фотографии... Ты была такой Лолиточкой – просто зашибись!
Хмурое лицо подруги прояснилось.
– Кстати, о фотографиях, – продолжила я. – Девочки опознали порнозвезду с Вовкиного снимка?
– Это Леля, последняя любовь Алика. Кроме имени, о ней известно только то, что она заезжала за миленком на своей машине – «Вольво» кобелиного цвета, – сообщила подруга.
– Кобальтового, наверное? – поправила я. – Значит, синяя «Вольво»... Где-то мне недавно уже попадалась такая машинка... Слушай!
Округлив глаза, я уставилась на Ирку.
– Слушаю.
– На синей «Вольво» катается Елена Рогова!
Ирка тоже вытаращила глаза.
– Ни фига себе! – подумав немного, сказала подруга. – Это что же выходит? Твоя Рогова и эта Леля делили на двоих не только мужика, но и машину?!
– Коммуна какая-то, – кивнула я. – Ничего не понимаю!
Сидя в машине, мы немного помолчали.
– Нужно ехать к парку, в кондитерскую, – сказала наконец Ирка. – Встретишься с Роговой – авось, что- нибудь прояснится.
Я молча кивнула, и Ирка тронула машину с места.
В кондитерскую «Сан-Пигаль» я вошла за четверть часа до назначенной встречи. Вошла, можно сказать, рискуя здоровьем! Название кондитерской, одноименной известному уголку Парижа, оправдывало наличие поблизости таких же, как на площади Сан-Пигаль, каштанов. В эту пору с них как раз падали плоды – колючие шары, похожие на уменьшенные копии глубинных бомб и тоже взрывоопасные: при ударе о землю (или о голову пешехода!) шары в колючей кожуре шумно лопались, стреляя в разные стороны крупными глянцево-коричневыми каштанами. Одна такая каштановая бомба грохнулась на ступеньку передо мной, обстреляв коричневой шрапнелью мои ноги. Я поспешно запрыгнула в помещение.
Позади послышалось злорадное хихиканье Ирки, оставшейся «на стреме». Мы договорились, что подруга посидит в машине, припаркованной под окнами кондитерской, и сквозь два стекла – автомобильное лобовое и витринное – будет присматривать за мной. Мало ли как обернется моя встреча с Еленой Роговой!
– Она, ты говоришь, тетка мелкая, не Шварценеггер в юбке, но ты все-таки на рожон не лезь, – напутствовала меня подруга. – Не пугай ее, не хами, в драку бросаться не вздумай! А если она тебя обижать станет, помаши мне в окошко, и я прибегу тебе на помощь.
