Она дернула саблю, но подсекла сама себя ножнами и повалилась прямо в объятия подоспевшего Лазарчука.
– Снимаем! – выдохнул капитан.
Петя коршуном спикировал на распростертого Аслана и выхватил из его подмышечной впадины рулон скотча. В этот момент в дверях возник Антон Еремеич, поотставший на марше от боевой подруги. На его глазах неведомые враги побороли и уволокли в темноту поверженную бабу Машу. Еще одно бездыханное тело лежало на полу, и один из извергов только что вырвал из его груди что-то круглое.
– Сердце! – выдохнул потрясенный такой жестокостью Антон Еремеич.
– Снимаем аккуратно! – слегка истерично воскликнул Лазарчук, судорожно соображая, хватит ли на всех «снятых» места под столом.
– Понятно, дедушка-сердечник, – сочувственно пробормотал Петя, щадяще, не слишком туго охватывая запястья Антона Еремеича скотчем.
Слегка запыхавшийся капитан отволок нового пленника в отведенный под темницу просторный угол, вернулся к двери и шикнул на стажера, который успел сноровисто обмотать скотчем длинную морду собачонки Дуси, которая тоже решила полюбопытствовать, что происходит во флигеле.
Когда меня потеснили под столом, вынудив прильнуть к Ирке, я стерпела. Хотя мне не очень-то понравилось прижиматься к подруге так, как это делает висящий на дереве бамбуковый медведь, с той разницей, что верхние конечности панды не стянуты скотчем. Но почти сразу за первым незваным гостем последовал второй, и пространство под столом стало неприятно напоминать переполненный вагон поезда времен Гражданской войны. Сходство усугубляли украшающий голову одного из оккупантов красноармейский шлем и путающийся в наших нестреноженных нижних конечностях длинный твердый предмет. С безмерным удивлением я опознала в нем саблю кавалериста! И только успела раздраженно подумать, что следующим номером в наш переполненный товарняк того и гляди затолкают лошадь, как поверх головы в буденновке прямо мне в лицо полетела, извиваясь, собачонка! Только хорошее воспитание (вкупе со склеившим рот гадким скотчем) помешали мне огласить помещение гневным ругательным воплем. Такса Дуся тоже, кажется, была не в восторге от своего неэволюционного перехода в класс летучих собак, но от протеста воздержалась. Она завалилась в щель за моей спиной и ворочалась там, издавая обиженный мышиный писк.
Этот животный звук и услышала отворившая дверь флигеля красотка Леля.
Увидев возникшие на пороге кроссовки, по виду весьма недешевые, я боднула сутулую спину красного конника, потеснила его, ввинтила свою голову между плечами лежащих в первом ряду и прильнула щекой к пыльному коврику на полу. Теперь я видела всю сцену, правда, в необычном ракурсе. Наверное, примерно такой вид открывается из будки суфлера. Особенно, если суфлер страдает сильным искривлением шейных позвонков.
К счастью, глаза мои уже успели привыкнуть к темноте, так что все, что происходило затем, я видела неплохо.
Открыв дверь, Леля немного постояла на пороге, прислушиваясь. Я тоже насторожила ушки и постаралась выделить из фона – сопения подстольных пленников, шелкового шуршания колеблемых сквозняком занавесок, редкой капели из подтекающего крана умывальника и тому подобных шумов – звуки, которые могли заинтересовать Лелю. Ими оказались крысиный писк таксы Дуси (просто потому, что большинство женщин с трудом выносит этот звук) и раздольный храп Аслана Буряка.
Леля некоторое время стояла неподвижно, потом присела и пощупала рукой пол. Я догадалась, что она ожидала увидеть полную комнату воды, а тут вдруг сухо! Не покажется ли ей это подозрительным?
Видимо, не показалось. Поднявшись, женщина провела рукой по стене вдоль дверного косяка, нашла выключатель и щелкнула им, явно собираясь зажечь свет. Как бы не так! Со своего наблюдательного пункта под столом я видела, что электрический патрон на шнуре пуст – кто-то загодя вывернул из него лампочку. Кто-то, не желавший, чтобы его присутствие в комнате обнаружилось раньше времени и потому спрятавшийся в густой темноте, скопившейся в углах справа и слева от двери! Теперь я уже видела силуэты двух людей, вжавшихся спинами в стену и напоминающих пару скульптурных атлантов, только полностью одетых.
Леля пошире открыла дверь и раздвинула занавески на единственном окне комнаты. Снаружи в помещение заглянули любопытные звезды, и стало чуточку светлее. Атланты в поредевшей тьме углов заметно напряглись, но женщина их по-прежнему не замечала. Ее внимание привлекал лежащий на полу Аслан. Она вышла на середину комнаты...
Мое волнение достигло предела. Если бы не скотчевый кляп, я бы тоже завизжала, как Дуся!
Леля присела рядом с безмятежно спящим Осликом. Видно было, что руки ее пусты, иначе я бы уже выползла из-под стола – такое сильное беспокойство внушали мне Лелины действия! А ну, как она укокошит несчастного пьяного Ослика прямо на моих глазах? Только пока непонятно, как именно она собирается это сделать? Наша общая с бабой Машей и Иркой легенда о потопе во флигиле должна была, по моему мнению, настроить Лелю на утопление Аслана. Чего проще? Опустить голову спящего пониже, в воду, и подержать там минуту-другую. Чистое, красивое убийство. Теперь, конечно, убийце придется придумывать новый план.
Впрочем, я весьма высоко оценивала способность этой женщины генерировать гениальные криминальные идеи и не ошиблась. Полюбовавшись спящим, Леля достала из кармана маленький пузырек, отвинтила крышечку и высыпала на ладонь какое-то количество его содержимого. Ополовиненный пузырек снова спрятала в карман и освободившейся левой рукой крепко ухватила Аслана за его орлиный нос. Пьяный всхрапнул и послушно открыл рот. Широко открыл, гостеприимно! В такую пасть, как в яму, можно было сыпать что угодно совковой лопатой.
Увидела я Лелину широкую улыбку, или же она мне почудилась, не знаю! Зато последующую гримасу на лице красотки я рассмотрела в подробностях: луч фонаря ударил Лелю в лицо, как палка, улыбка смялась и превратилась в оскал.
– Что за черт?! – воскликнула женщина.
Основания поминать нечистого у нее действительно были. Словно черт из табакерки, из угла под вешалкой выпрыгнул... капитан Лазарчук! Мелким бесом завертелся он вокруг неподвижной женщины, и через считаные секунды руки ее оказались в плену наручников, а содержимое пригоршни перекочевало в прозрачный полиэтиленовый кулечек.
– Миль пардон, мадам! – галантно произнес стажер Белов, словно тумбочку, отодвигая к стене скованную женщину.
Столбиком сунув под мышку включенный фонарик, Петя извлек из кармана электрическую лампочку. Точно грушу, потер ее о рукав куртки, встал на цыпочки и вкрутил в патрон. Лазарчук протянул длинную руку и щелкнул выключателем.
Я заморгала: после темноты свет шестидесятиваттной лампочки показался ослепительным.
– Мебель в сторону! – с этими словами Лазарчук бесцеремонно отодвинул к стене Аслана, который проспал много чего интересного, включая покушение на собственную жизнь. Во всяком случае, я полагала, что манипуляции Лели с аптечным флакончиком имели своей целью не что иное, как именно переправу Аслана Буряка в мир иной.
– К вопросу о мебели: может, посмотрим, кто там у нас под столом? – деликатно подсказал капитану стажер.
На этот вопрос наша тесная компания пленников отозвалась дружным топотом. Даже такса Дуся замолотила лапками по моей спине, выбираясь из кучи-малы. С Дуси Петя и начал инвентаризацию.
– Собака породы такса, одна штука! – провозгласил он, подняв псинку за загривок.
Свободной рукой стажер содрал с собачьей морды скотч, попутно познакомив страдалицу Дусю с такой косметической процедурой, как эпиляция. Такса взвыла и завертелась в Петиных руках, как жареная утка на вертеле, вырвалась, плюхнулась на пол и умчалась прочь в ночь, заливаясь обиженным лаем.
– Спешенный чапаевец и при нем сабля, один комплект! – Развеселившийся Петя вытащил из-под стола бабу Машу.
– Власть Советам! Земля крестьянам! – с вызовом заявила старушка, едва ей расклеили рот.
– Вода рыбам, спички детям! – добродушно согласился Петя, поднимая на ноги Антона Еремеича.
– Берданку отдай! – сразу сердито сказал освобожденный от скотча дед.
