— Кушать подано! — пропела она, разложив по тарелкам ароматный плов. — Катя, Вадим, заканчивайте игру! Все к столу!
Мои любимые мужчины заняли посадочные места у кормушки, не дожидаясь особого приглашения. Мася нахально устроился во главе стола. По правую руку от него воссел Колян, по левую Точилка, над скатертью торчали кончики белых кроличьих ушей. Точилка единственный не проявлял интереса к еде, сидел спокойно, не вертелся, не таскал с блюда кусочки колбасы и не лез руками в салат.
— Еще чуть-чуть, мы сейчас закончим, — сказала Катерина, передвинув ферзя. — Шах!
— Действительно, шах, — без малейшего огорчения повторил Тараскин. — И мат в три хода, так?
— Так, — согласилась Катька, вежливо улыбнувшись.
— В таком случае, мы заканчиваем игру с футбольным счетом три — ноль, увы, не в мою пользу! — гораздо более живо и радостно, чем победительница Катерина, улыбнулся всухую проигравший Вадим.
Он галантно подал руку молодой супруге, провел ее к обеденному столу и помог усесться, подвинув стул. Сел сам, аккуратно повязал салфетку, поводил носом над тарелкой и радостно промычал:
— Ум-м-м! Очень вкусно пахнет! — После чего деликатнейшим образом наколол на вилку маленький кусочек свинины.
— Какие нервы у мужика! — шепотом восхитилась я. — Я бы после такого поражения вонзала вилку в мясо, как штык!
— А твое участие в застольном разговоре выразилось бы исключительно в рычании! — смешливо поддакнул мне Колян.
Он испытующе посмотрел на Вадима — тот жевал тушеную морковь с таким удовольствием, словно принадлежал к тому же виду, что и Точилка, — и сказал мне на ухо:
— Не волнуйся! Я думаю, молодой муж отыграется немного позже, в другой ситуации! — мой собственный муж игриво подмигнул.
Я недоверчиво посмотрела на супруга и вспомнила, что он не в курсе, какой нехороший человек Вадим Тараскин. Машинально перевела взгляд на Катьку, которая тоже была не в курсе. То есть, конечно, ей было известно об участии Вадима в свадебном спектакле, но не более того. Тут я вспомнила давешний «заоконный» разговор не опознанных мною шептунов и окончательно уверилась в том, что это были Вадим и Катька. Она говорила: «Вы мерзавцы!», имея в виду Тараскина и своего папочку, а Вадим оправдывался: «Это была не моя идея!», сваливая всю вину на Курихина. Хитрющий, гад!
— Сделай морду попроще! — прошипела Ирка, заметив, с каким выражением лица я смотрю на Тараскина. И громко добавила: — А хлеб-то мы нарезать забыли!
— Ты же не ешь хлеб! — вслух удивилась я, не сообразив, что это предлог отлучиться и посекретничать.
— А я не о себе, я о других забочусь! — сказала Ирка, сделав мне страшные глаза.
Она встала из-за стола и покинула гостиную, но далеко не ушла, остановилась в дверях, за спинами невозмутимо трапезничающих Тараскиных, и стала призывно махать мне рукой. Я поспешно оглядела стол, не нашла другого подходящего предлога и сокрушенно сказала:
— И горчицу поставить забыли, вот беда!
Я поднялась со стула и тоже поспешила в кухню. Колян, знавший, что я терпеть не могу горчицу, проводил меня удивленным взглядом.
Ирка в кухне пластала батон.
— Ленка, держи себя в руках! — завидев меня, сердито сказала она и опасно взмахнула ножом. — Зачем ты смотришь на Тараскина, как прокурор? Он не должен заподозрить, что мы все знаем! Видишь, какой он хладнокровный и изворотливый негодяй, с него станется и нас с тобой пристукнуть!
— Я за Катьку беспокоюсь, — призналась я, снимая с полочки хрустальную баночку с горчицей. — Она вынуждена находиться в плотном контакте с убийцей!
— Ну, до плотского контакта дело, я думаю, не дошло, — недослышав, возразила подруга. — Ты видела, как Катька дернулась, когда он ее за руку взял? Как лягушка под током! Не-ет, Тараскин ей не мил, это точно! Думаю, она не станет убиваться, когда он загремит на нары!
— И не возьмет пример с жен декабристов, последовавших за супругами на каторгу, — согласилась я. — А когда мы ей все расскажем?
— Да сразу же после ужина! — не раздумывая, отозвалась Ирка. — На сладкое!
— Ничего себе десерт! — пробормотала я.
— Говорят, что месть сладка, а у Катьки есть возможность отомстить негодяю! — объяснила подруга. — По прогнозу, снегопада ночью не будет, завал на дороге расчищают, значит, завтра на дачу прибудут оперативники. Катерина сделает заявление, мы дадим свидетельские показания, и Тараскина повяжут!
— Так где хлеб-соль, в смысле, хлеб-горчица? — крикнул из гостиной вредина Колян.
— Несу! — ответила я и понесла к столу поднос с хлебом и баночку с содержимым неаппетитного цвета.
Со стуком поставив ее на стол перед мужем, я шепнула ему:
— Сразу после еды займи чем-нибудь Вадима!
Колян глубоко кивнул и, не откладывая дела в долгий ящик, прошамкал сквозь набитый рот:
— Я шлышал, тут ещщ бильярд? Шыграем?
Тараскин оказался не прочь «шыграть», и сразу после ужина они удалились в бильярдную комнату, откуда вскоре послышался грохот раскатывающихся шаров. Зинуля, все еще бледная и неразговорчивая, по собственной инициативе отправилась в кухню мыть посуду. Масяня отловил под диваном Точилку и принялся настойчиво скармливать ему остатки салата, а мы с Иркой взяли в оборот Катерину. Ей предстояло проглотить шокирующую информацию, и добрая Ирка накапала для анестезии водки в рюмку, но спохватилась и убрала от Катьки спиртное даже раньше, чем та успела от него отказаться. При этом моя самокритичная, но бестактная подруга свободной рукой хлопнула себя по лбу:
— Тьфу, дура я, тебе же пить нельзя, в твоем-то состоянии!
Катерина изумленно хлопнула ресницами и воззрилась на Ирку так, словно та только что провела успешный опыт чтения мыслей.
— Мы все знаем! — значительно сказала моя подруга-телепатка. — Ты беременна, срок двенадцать недель, и Тараскин только вчера узнал, что он станет папой.
— Хотя настоящий папа, надо понимать, вовсе не он, — махнув рукой на деликатность и церемонии, подхватила я. Вдруг ужасно захотелось тоже хоть немного поизображать из себя ясновидящую!
— Ты не подумай, мы тебя не осуждаем, в наше время необязательно быть законными супругами, чтобы завести ребенка! — вставила Ирка, пока я держала театральную паузу.
— И мы прекрасно понимаем, почему ты не требуешь расторжения жульнического брака с Вадимом! — плюнув на паузу, сказала я.
— Ясное дело, Тима нет в живых, да и жениться он в последний момент отказался, а матерью- одиночкой быть не очень приятно, так что лучше уж Тараскин в роли мужа и отца, чем вообще никого! — сочувственно протарахтела Ирка.
Пока Катька слушала наши сбивчивые эмоциональные речи, глаза у нее становились все больше и выразительнее, щеки разрумянились, рот приоткрылся, а брови взметнулись крыльями. За пару минут мы с подружкой превратили дурнушку в красавицу исключительно силой слова!
— Я не понимаю… — тараща глаза-плошки, протянула Катерина.
— Сейчас все поймешь! — пообещала Ирка и в некотором сомнении посмотрела на меня:
— Может, ей заранее валерьянки накапать?
— Зачем валерьянки? — забеспокоилась Катька.
— Катя, ты только не волнуйся, тебе это вредно, — мягко сказала я. — У нас для тебя плохие новости, но мы постараемся сообщить их тебе как-нибудь помягче, да, Ирусик?
— Конечно! — глубоко кивнула Ирка.
Она подергала себя за локон, размышляя, с чего бы начать, и зашла издалека:
— Катюша, хорошо ли ты знаешь Вадима?
— Хорошо? Не знаю, но знакомы мы уже лет пять, не меньше, — растерянно ответила Катерина. — Он же папин компаньон! То есть он был папиным компаньоном…
