— Вот и прекрасно! — Петер вроде обрадовался, но как-то вяло. — Тогда у Ангелочки есть одно… Как бы это сказать? Деловое предложение.
Я взглянула на Блюмшу, и мое лицо опалил тропический зной, в глаза плеснули отраженные волнами солнечные блики, а в ушах зашумел свежий морской ветер. В его песню влились и крики чаек, и пушечные выстрелы, и тонкий свист, с которым взмыл в задымленное небо черный флаг с черепом и костями…
Я покосилась на Вадика и обреченно вздохнула. Лицо у моего напарника было такое, словно он родился на Тортуге и колыбелькой ему служил ящик из-под чугунных ядер.
— Ленка, ты что? — шепнула Ирка, тоже поглядев на Вадика, а потом на меня. — Мы же не будем слушаться эту… тетю! Мы же не такие, как Вадик! Это мужики вечно ведут себя как дети неразумные, но мы-то! Мы!
— Как дети, говоришь? — Я фыркнула, а мой внутренний голос, с трудом перекрывая героические звуки разгорающегося морского сражения, невесело сострил: «Дети капитана Флинта!»
В праздничные дни центральный вход в офисный комплекс Сити-Берлин охранялся без фанатизма. Корпоративные вечеринки со зваными гостями проводились во многих конторах, и охранникам не хватило бы никаких сил и нервов, чтобы с должной добросовестностью разобраться с каждым входящим. К тому же казалось сущим идиотизмом спрашивать документы у Ганса и Гретель, Пряничного человечка или Карабаса-Барабаса с бородой такой длины, что прогулка этого персонажа по коридорам вполне могла заменить дежурную сухую уборку.
По правде говоря, за выходом костюмированных гостей охрана наблюдала с гораздо большим интересом — участники праздников возвращались подшофе и выглядели намного живописнее, чем прежде.
Сегодняшний день не стал исключением. В здании почти одновременно гуляли три компании: фирма по оптовой поставке канцтоваров «Карандаш», модельное агентство «Образ» и стоматологическая клиника «Эдельвейс». Канцелярщики охрану разочаровали: их вечеринка была безалкогольной. Манекенщицы, фотографы, визажисты и иже с ними тоже не порадовали, потому что сразу после чинной торжественной части махнули предаваться буйному веселью к кому-то на квартиру. Зато стоматологи были неподражаемы. Гуляли они шумно, долго, и запоздалый выход гостей напоминал массовую эвакуацию тяжелораненых из подбитого санитарного поезда.
Инвалиды новогоднего шоу двигались колонной по три, с трогательной заботой поддерживая друг друга, сбивая плевательницы и запутываясь в сложные морские узлы на турникете. Откровенно любуясь то растрепанной Мальвиной с оттоптанным подолом, то Красной Шапочкой в головном уборе, лихо перекошенном на манер матросской бескозырки, немецкоязычные охранники приветливыми улыбками отвечали на беззлобную матерную ругань и вековечный российский вопрос: «Ты меня уважаешь?» Они политкорректно уважали всех сразу, но уже не могли особо выделить кого-то в отдельности. И самую последнюю живописную группу запомнили только потому, что ее возглавляла хозяйка клиники, женщина яркая и своеобразная, как хищная рыба южных морей барракуда. Эта впечатляющая дама сдала под охрану помещения клиники, пропустив за турникет своих спутников — резвого длинноногого Оленя, прихрамывающего Зайца с фингалом, как у Панды, и рыжеволосую дюжую даму с косами, как у викинга, которую воспитанные на германской мифологии охранники после непродолжительной дискуссии постановили считать Брунгильдой.
Предпоследняя тройка, состоявшая исключительно из представителей сильного пола, никому не запомнилась. Вполне банальные Черт и Санта Клаус, подпирающие с двух сторон пьяного в дым Медведя, по живописности не шли ни в какое сравнение с колченогим Пандозайцем и Рыжекудрой Брунгильдой с бюстом таким же выдающимся, как Скандинавский полуостров.
28
— «Гуляш «Конкистадор» с тортильями по-аргентински»! — с непередаваемой интонацией прочитала Ирка.
А потом резко захлопнула меню, словно увидела между страницами навозную муху, и сварливо спросила:
— Тебе не кажется, что это очень глупо — приехать в Берлин и дегустировать аргентинскую кухню?
— Да лишь бы не тюремную! — ляпнула я.
Ирка крякнула и перестала зудеть. Дегустировать тюремную баланду по-берлински ей хотелось не больше, чем мне.
Был шестой час вечера — поздновато для обеда и рановато для ужина. Но Ирка сказала, что неприятности надо либо заспать, либо заесть. А я ответила, что ЭТИ неприятности не забуду, даже если просплю двадцать лет, как Рип Ван Винкль. И мы пошли искать подходящий ресторанчик.
Чтобы отвлечь нас от тягостных раздумий, еда должна была быть очень особенной. Латиноамериканская кухня оправдала ожидания лишь отчасти. Гуляш «Конкистадор» оказался острым, как главный вопрос современности, который мы с подругой тщетно пытались предать забвению, погребая под экзотическими кушаньями.
— Господи, ну где же они?! — все-таки не выдержала Ирка.
Дети капитана Флинта Петер, Костя и Вадик были мобилизованы и призваны Ангелой Блюм. Нас с Иркой не взяли. «Не женское это дело — ликвидировать трупы!» — сказала Блюмша. Себя она, похоже, причисляла к сильному полу.
И вот они уехали — четверо в микроавтобусе, не считая трупа, — а мы в полном неведении относительно планов ликвидаторов остались ждать их возвращения, от волнения и нетерпения яростно обкусывая ногти и тортильи по-аргентински.
Справившись с гуляшом, но не с беспокойством, Ирка решительно поставила крест на этнически чуждой Германии аргентинской кухне и с вызовом заявила:
— А на второе я буду баварские сосиски с жареной картошкой!
— Я тоже, только мне детскую порцию, — на ломаном английском попросила я официанта. — И картошку не надо перцем посыпать!
— Да какой идиот будет посыпать перцем жареную картошку? — Ирка сначала фыркнула, но потом оценила поспешность, с которой унесся в сторону кухни встревоженный официант, и крикнула ему в спину:
— Мне тоже картошку без перца! И кофе без перца, и шнапс без него!
Потом она вздохнула, качнув могучей грудью стол, угнездила подбородок в ладошку и жалобно проныла:
— В моей жизни нынче и без того с перцем перебор!
Тут шустрый официант притащил ей заказанный персиковый шнапс (без перца), Ирка его мгновенно высосала и совсем закручинилась.
— И зачем в Берлин я приперлась? И чего мне дома не сиделось? — завела она на мотив народной песни «Во поле березка стояла».
— Люли-люли, приперлась! — тоскливо поддакнула я. — Люли-люли, не сиделось!
Светлые глаза подружки льдисто затвердели и царапнули меня холодным Снегуркиным взглядом.
— Виноваты вы — ты и Вадик! Мне бы вас послать на три буквы!
— Люли-люли, я и Вадик! Люли-люди, на три буквы! — по инерции повторила я.
Потом неназванные, но интуитивно понятные каждому россиянину три буквы проассоциировались у меня с аббревиатурой Второго национального телевидения Германии, и я оборвала подружкин фолк-рэп восклицанием:
— BDT!
— А что — бэ-дэ-тэ? — недовольно переспросила Ирка, переложив подбородок из левой ладошки в правую.
— Единственное, что нас тут держит, это неподписанный контракт с BDT! — объяснила я. — Надо его
