противоположную той, куда ушел наш поезд.
Пьеро, переставший быть печальным, некоторое время развлекал меня песенными номерами на железнодорожную тему. Сначала он вдохновенно исполнил «Голубой вагон», потом песенку паровозика из Ромашково, а затем перешел с детского репертуара на «дедский» и завел стародавний лирический хит про сбежавшую электричку.
— И я по шпалам, опять по шпалам иду-у-у-у домой по привычке! — бодро распевал Вася. — Пара-ру- ра-ру-ра-ру-ра-ру-ра-ру-ра! Пара…
— Действительно, пора! Пора переходить от слов и мелодий к делам и поступкам! — строго сказала я. — Вася! Мы с вами тут не просто так гуляем, а ищем коричневый кожаный бювар с важными документами на немецком языке. Давайте разделим зоны ответственности: вы смотрите направо, я — налево.
«Что-то в последнее время тебя слишком часто тянет налево!» — уязвил меня высокоморальный внутренний голос.
— Или наоборот: вы налево, а я направо! — признав суровую правоту сказанного, поправилась я.
— А на рельсы кто? — спросил Вася.
— Анна Каренина! — хмыкнула я. — Не на рельсы, Вася, а на шпалы и на то, что между ними. На железнодорожное полотно мы смотрим с вами оба. И в оба!
Никогда прежде я не гуляла по шпалам — и правильно делала. Как выяснилось, железная дорога очень плохо приспособлена для пешеходного движения. Мне с большим трудом удавалось соотносить длину шага с расстоянием между шпалами, которые к тому же оказались скользкими из-за покрывающего их инея. После того как мои ноги пару раз соскользнули с деревянных поперечин на неуютный гравий, я поняла, что рискую оказаться на больничной койке с порванным сухожилием, и благоразумно сместилась на обочину. Вася избрал другую тактику: он удивительно ловко шагал по рельсу, балансируя руками, как канатоходец, пока я не попросила его прекратить эквилибристику. Мне хотелось, чтобы мой добровольный компаньон по поисковым работам на пересеченной местности держал в поле зрения более широкое пространство, нежели серебристая полоска металла под ногами. Вася проявил похвальное послушание, спрыгнул на обочину, и мы пошли на запад параллельным курсом.
Время от времени я теряла своего спутника из виду, потому что периодически то он, то я сбегали под откос, чтобы рассмотреть какой-либо подозрительный предмет. Поскольку аукать друг друга и переговариваться через разделяющую нас насыпь было неудобно, мы с Васей применили современные технологии связи и обменялись номерами мобильных телефонов. После этого держать друг друга в курсе находок труда не составило. Правда, мне ничего хорошего так и не попалось, а вот Васе повезло. На двадцать третьей минуте нашего железнодорожного странствия он взволнованно окликнул меня по телефону с другой стороны насыпи:
— Лена! Идите сюда! Это не оно?
Местоимение среднего рода «оно» имело чрезвычайно широкий диапазон применения, но очень плохо сочеталось с существительными мужского рода «контракт», «документ», «бювар» и «футляр», однако я легко простила милейшему Васе несоблюдение правил российской грамматики. Я бы ему в этот момент все что угодно простила, даже смертные грехи в малом джентльменском наборе!
— Оно! — радостно вскричала я, с первого взгляда узнав незабываемый кожаный бювар с оттиснутым на нем логотипом немецкого ТВ. — Оно, родимое! Оно, дорогое! Вася! Дай я тебя расцелую, бесценный ты человечище!
5
— Гля, Митрич, как милуются, голубки! — свободной от сумки рукой Дарюха хлопнула себя по оплывшему бедру, выбив из пыльных трикотажных штанов фасона «Юность дедушки Мао» вонючее сизое облачко.
Китайскими штанами с лохматым, как пекинес, начесом Дарюха разжилась на кукурузном поле, раздев тамошнее чучело еще летом, и с тех пор носила обнову, не стирая.
— Прям Ромео и Джульетта! — хрипло хохотнула она, глядя на парня с девкой, энергично, с подскоками и приплясом обнимающихся в опасной близости от железной дороги.
— Да не, на влюбленных не похожи — не целуютша и не ложатша. Никак, конкугенты? — Картавый присел на корточки и из-под низко нависшей дубовой ветви мучительно прищурился на подозрительную парочку.
Впередсмотрящий из него был неважнецкий: оба ока знатока любовных ритуалов прятались под большими багровыми фингалами.
Дарюха на всякий случай попятилась обратно, в лесополосу, и спряталась там за дубовый ствол. Ее сумка стукнулась о дерево и стеклянно звякнула.
— Побегеги бутылки-то, не побей! — не оборачиваясь, прикрикнул на подругу Картавый. — Не для того они шобигалишь!
Малопонятное слово «шобигались» Дарюха уже привычно перевела для себя как «собирались». Вчера по пьяному делу ее друг-приятель лишился пары зубов и теперь мог величественно зваться Картавым-и- Шепелявым.
— Да что твоим бутылкам сделается? Они из вагонов повылетали и не побились, — напомнила Дарюха.
— Точно, конкугенты! — не слушая ее, ожесточенно пробормотал Картавый. — Гля, они там что-то нашли! Что, не видишь?
Дарюха, у которой в данный момент синяки располагались в некотором отдалении от органов зрения, напрягла глаза и неуверенно сказала:
— Кажись, кошелек…
— Пустой или нет?
Дарюха вытянула шею из-за древесного ствола:
— Чего-то есть в нем, точно.
— Вот пашкуды мелкие! — разозлился Картавый, в сердцах сильно дернув себя за неопрятную бороду. — Че шаштают по чужому учаштку? Мы ш тобой школько уже по этой жележке ходим туда-шюда?
— Так с лета, — ответила Дарюха, непроизвольно погладив памятный летний сувенир — замечательные китайские штаны имени кукурузного чучела.
— А кошельков ш деньгами никогда не подбигали! — напомнил Митрич. — Пора начинать.
— Подбирать? — удивилась Дарюха.
— Отбигать! — поправил Митрич и стал закатывать рукава замусоленного ватника.
6
— А сейчас наш астролог Варфоломей Звездопадов расскажет, уважаемые радиослушатели, кому что сулит главное новогоднее животное. Итак, козероги!
— Козлы! — с ненавистью сказал старлей Сергей Горохов и щелкнул тумблером, выключая приемник.
Главное в округе новогоднее животное, занесенное в устные народные святцы под именем Полкаш Вонючка, уже определило судьбу сержанта на всю ближайшую неделю. Глава УВД Сероземского сельского округа полковник милиции Вонюков лично подписал распоряжение о назначении старшего лейтенанта Горохова ответственным за проведение традиционной предновогодней операции «Елки-палки, лес густой». В напарники ему был дан сержант Коля Петров. Отдавая соответствующий приказ, Вонючка, как донесли старлею приближенные к Полкашу (и исполненные злорадства) коллеги, ликовал, как дитя, и ржал, как лошадь. Послать старлея Горохова и сержанта Петрова охранять елки — очень смешная и столь же злая
