Телевидение втолковывает изо дня в день, что преступность в Соединенных Штатах практически ликвидировано, что американские граждане могут свободно ходить по улицам – в любое время, в любом месте, а тут на тебе – толпа бесцеремонных, неконтролируемых, смертельно опасных бандитов.
– Умник! – заорала Лина.
– Не ори, – сказал Умник, появляясь за спиной жирного Джима. – Иди ко мне, детка. И не волнуйся, все будет нормально.
– Как я пойду? Он же мне мешает!
– Кто мешает? Этот? – Он ткнул пальцем в спину негра. – Эй, ты, жирный, подвинься. Дай пройти приличной девушке.
Негр медленно повернулся к Умнику, навис над ним, глянул на него сверху вниз – брезгливо, как на таракана, копошащегося в грязи.
– Что еще за марджевская срань тут воняет? – осведомился он, выпятив нижнюю губу. – Никак, сам Умник пришкандыбал? А люди говорили, что тебя уже пришили, говнюк. Что намотали твои кишки на столб. А ты, выходит, живой пока. Но это ненадолго, марджевская жопа. Щас мы это исправим.
– Быстро валите отсюда, – заявил Умник. – Сегодня плохой день для вас, придурки, зря вы попались мне на глаза. Но я не злой по жизни, я добрый, даже сегодня. Я даю вам шанс. Считаю до трех…
– Не, вы видели? – Негр воздел руки к небу. – Это вонючая кучка дерьма говорит нам, что делать! Вы видели такое, братки?
– Давай я его пришью, – деловито сказал один из четверки татуированных, самый мясистый. – Сегодня моя очередь рубить фарш. Порежу марджа, да?
В руке его появился тесак – широкий, длиной чуть ли не в полметра.
– Да, – негр Джим кивнул головой. – Давай.
– Давай, – осклабился Умник.
Лина вдруг ясно представила, что произойдет сейчас. В голове ее нарисовалась четкая картина – мясистый громила делает первый выпад, сталь блестит холодной, бритвенно-острой дугой; громила промахивается, Умник ускользает, но тут же оказывается в окружении радостно гогочущего отребья; негр толкает Умника в спину, Умник летает как мячик в кольце – его перебрасывают из рук в руки, он получает удар за ударом, и в конце концов останавливается – выпучив глаза, раззявив рот в беззвучной муке, насадившись на нож по самую рукоятку; тесак разрезает его сверху донизу, вспарывает живот, вываливаются ярко-красные колбасы кишок…
Все произошло не так. Мясистый бросился в атаку, рубанув тесаком на манер меча, но Умник не отступил – скользнул вперед и влево, ладони его упали на руку бандита, присосались к ней, вывернули ее, дернули на себя. Мясистый совершил пируэт, перевернулся через голову и грохнулся спиной о землю. Нож вылетел из его руки и, звеня, полетел по асфальту. Бегемотский негр немедленно нагнулся, потянулся за ножом, и тут же получил ногой в бок – вся ступня Умника, казалось, погрузилась в упругое черное сало, увязла в нем, растратила силу на инерцию. Следующая доля секунды – Умник, используя негра как ступеньку, прыгнул, приземлился на его поясницу обеими ногами и снова взмыл в воздух. Спустя еще миг – встал рядом с Линой в боксерской стойке. Согбенная туша негра со стоном обрушилась вниз, примяла собой валяющегося в легкой отключке мясистого.
– Отойди назад, детка, – тихо сказал Умник. – Стой там и не высовывайся.
Лина застыла в ступоре, уронив челюсть и обалдело моргая.
– Слышь, отойди, – повторил Умник. – Не мешай работать.
Лина мотнула головой, очухалась, переступила ногами, заслонилась жилистой спиной Умника. Вовремя – трое оставшихся татуированных налетели с криками, выхватывая на бегу клинки.
Умник не дрался – он именно работал. Сосредоточенно, экономя движения, поставил блоки двум первым нападающим, одновременно выписал шикарный удар в челюсть третьему – ногой с полуразворота. Третий улетел, вмазался в стену и стек по ней, выпал из списка действующих лиц, но первые двое проявили упорство. Один из них подступил к самому Умнику, размахивая двумя ножами со скоростью мельницы. Второй ловко нырнул сбоку от Умника и оказался нос к носу с Линой – молчаливо пыхтя, сжав губы в куриную гузку, вытянул руку и вжикнул лезвием поперек лининого живота. Девушка не почувствовала боли – кевлар бронекомбеза справился, оттолкнул жесткую сталь. Разрисованный уродец, впрочем, не собирался останавливаться – выхватил из-за пояса здоровенный нож-мачете и нацелил следующий удар Лине в голову. Снес бы голову начисто, тут бы и сказке конец, но Умник бросился на землю, крутанул ногами как вертолетными лопастями и сшиб Лину подсечкой – мачете просвистел над самой ее макушкой. Лина отползала назад на спине – извиваясь, в панической спешке работая локтями. Она видела, как Умник выходит из лежачего вращения снова в стойку – в полуприсед; как не успевает среагировать и получает мачете по плечу; как окрашивается алым его рукав; как железная голова Умника врезается в татуированную грудную клетку и с хрустом ломает ребра; как Умник сидит верхом на последнем из оставшихся врагов, схватив в кулак его длинные волосы, намотав их на пальцы, и молотит, молотит, молотит затылком врага о бордюрный камень, и кровь течет по асфальту темным блестящим ручейком…
Лина свернулась клубком, подтянула колени к животу, с трудом преодолевая рвоту, и закрыла глаза руками.
Только не видеть такого…
– Лина, солнышко, – рука Умника затормошила ее. – Вставай, детка, пойдем.
– Нет, нет, я больше не могу…
– Пойдем, я сказал!
Умник цапнул ее за воротник и без особых церемоний поставил на ноги. Перед глазами Лины все плыло и качалось.
– Умник, мне плохо.
– Это мне плохо! – Умник прислонил девушку к стене, с треском разорвал правый рукав рубашки и глазам Лины явилась рана – глубокая, сочащаяся кровью. – По твоей милости схлопотал, – заявил мардж. – Да и сам виноват, конечно – надо было одеть такой же броник, как у тебя. Только не люблю я работать в
