Вероятно, она была испугана.
Дверь начала открываться.
Теперь в комнате появилась скамеечка — столь же низкая, как и все остальное. На ней сидел посетитель. Не давешний доктор с мясистым носом, а молодая, слегка близорукая женщина. Почему-то она больше казалась похожей на врача. Шапочки на ней не было, и светлые шелковистые волосы спускались до плеч. Странник невольно отметил изящные очертания маленькой груди и стройную линию бедер. Это наблюдение вызвало волну приятного тепла, разлившегося по телу.
— Значит, вы вспомнили, как вас зовут?
Голос был чуть более высоким, чем нужно, но отнюдь не неприятным, не визгливым.
— Мне кажется, да.
— Как же?
— Гвен…
Женщина на секунду задумалась; похоже, подобное имя она слышала впервые.
— Может быть, Эгван? — подсказала она.
Только что нареченный Эгваном пожал плечами. Видимо, женщине этот жест не показался непонятным.
— Тогда познакомимся. Я — Эрлин, ваш лечащий врач. Эрлин Лейн.
— А я думал, что тот человек, который здесь был…
— Это Дайн Джеббел, чиновник Департамента Государственных Перевозок.
Потому, с каким почтением она произнесла фразу, Эгван понял, что или сам этот Дайн, или весь его Департамент являются объектами огромной важности. Для того, чьи знания о себе и об окружающем мире отличались такой ущербностью, это было серьезной информацией.
— Я бы хотел почитать какую-нибудь газету… или книгу…
— Боюсь, Эгван, что вам еще нельзя подвергать свой организм подобной нагрузке.
Человек готов был поклясться, что за ее словами кроется нечто иное, нечто выходящее за рамки обычного беспокойства врача о состоянии больного.
Книги ему все-таки принесли. На первое время их было даже довольно много. Разные, большие и маленькие, совсем новые и в пыльных тканевых переплетах, содержащие однообразный текст и полные цветных красочных иллюстраций. Однако все они обладали одной общей особенностью — информация, которую удавалось извлечь из них, была минимальной.
Однако малое все же лучше, чем совсем ничего.
Самое важное, что выяснил человек, ставший теперь Эгваном, сводилось к следующему: мир, который он видел из своего окна, почва, на которой росла трава и стояли здания, серые небеса, вечно затянутые тучами — все это называлось «Эрде». В одной из книжек, посвященной географическим открытиям полутысячелетней давности, он нашел даже карту мира.
Планета была почти полностью покрыта водой, посреди безбрежного океана насчитывалась дюжина небольших материков — скорее, крупных островов размером с Борнео или Суматру.
Борнео? Суматра? Странник не знал, что означает всплывшая в памяти аналогия; вероятно, это тоже были острова, но откуда ему известны эти названия, он не мог сказать.
Эрде являлась миром монокультуры, хотя каждый остров пользовался определенной автономией, но все без исключения входили в состав планетарного государства — Центральной Директории. Сами острова, в свою очередь, являлись Директориями помельче; та, где располагалась Столица, была главенствующей. Названия у Столицы не существовало; Столица или Город — вот и все. Кроме этих скудных сведений страннику ничего не удалось выяснить.
Он попросил Эрлин дать ему что-нибудь из древней истории, но женщина долго не могла понять, что же ему нужно. Только спустя несколько минут до нее дошло, чего он хочет — когда он объяснил, что имеет в виду времена, при которых существовало несколько государств.
Молодая женщина смотрела на него как на сумасшедшего.
Дни тянулись своим чередом. На дворе явно стояла осень: все чаще лил дождь, небо целый день было затянуто тучами. И ни один из этих дней не подвел Эгвана ближе к разгадке собственной сущности. По-прежнему он оставался в полном неведении относительно своего прошлого. Но, что было хуже всего, он никак не мог понять, какую цель преследовала Эрлин — или те, кто стоял за ней.
Каждый день начинался с осмотра. Проводил его обычно тот, кого Эгван называл «дежурным врачом». Он долго изучал показания прибора, поочередно подключаемого к датчикам на теле пациента, потом что-то записывал и, не говоря ни слова, удалялся. Иногда, впрочем, вместо него заходила Эрлин. Тогда они перекидывались парой незначащих фраз.
Потом он завтракал. Обычно подавали безвкусное блюдо, что-то среднее между кашей и молочным супом. Как Эгван ни старался заставить себя почувствовать удовольствие от еды, ему это не удавалось. Видимо, он привык к другой диете.
До обеда он читал.
Газет по-прежнему не имелось, а художественная литература поставляла слишком мало полезной информации. Практически ничего нового он не узнал — только то, что последние двести лет Эрде находилась в состоянии полного социального застоя — никаких войн, революций, вообще, никаких событий, которые можно было бы назвать историческими. Произведения, посвященные прошлому, представляли собой панегирик властителям этого мира — Председателю Центральной Директории и его ближайшим помощникам. Обычно в заслугу им ставилось неожиданное посещение того или иного города, разговор на улице с «первым встречным» и тому подобные достижения. Лишь однажды он наткнулся на описание того, как около полувека назад, во время катастрофического землетрясения в Экваториальной Директории, местному Председателю удалось в короткий срок наладить снабжение пострадавших пищей, транспортом и медикаментами. Это преподносилось как великий подвиг всех времен. Но как ни старался странник найти число погибших, ему этого сделать не удалось.
Обед приносили, по-местному, в полдень.
Блюда были столь же безвкусными, но отличались большим разнообразием. По их смене можно было отсчитывать дни шестидневной недели.
Спустя час после обеда приходила Эрлин. Эгван не мог отрицать, что она, во всяком случае, недурна собой. Однако на дальнейшее это не подвигало. Правда, как-то раз на утреннем осмотре он вдруг обратил внимание, что молодая женщина рассматривает его обнаженное тело. Взгляд этот был отнюдь не равнодушным… Он запомнил это — чтобы воспользоваться при удобном случае.
Эрлин заставляла его вспоминать родителей, детство, домашнюю обстановку; большое внимание уделялось климату и рельефу местности, где он жил. Однако от вопроса — зачем ей это нужно — она каждый раз уклонялась, причем со все возрастающей энергией. Так летели часы и дни; Эгван не мог припомнить ничего вразумительного. Иногда он казался себе машиной, механической игрушкой, которую завели, вынули ключ, но включить позабыли. Это было невыносимо!
Вечером начинались развлечения.
Он быстро научился пользоваться коммуникационным пультом — местным гибридом телефона и телевизора. В частности, ему удалось добиться того, чтобы видеть комнату дежурных медсестер без обратной связи. Более всего это интересовало странника, когда там смотрели новости. Звук отсутствовал, но хоть что-то понять было можно.
Из этих передач, из случайных фраз врачей, он понял, что планета погрязла в острейшем кризисе — Федерация Директорий находилась на грани развала. Хуже того, никто не хотел этого признавать и не имел никаких планов дальнейших действий. Устойчивость вековой социальной системы стремительно падала, надвигалось что-то грозное, но медицинского центра это пока не касалось.
В один из так похожих друг на друга дней, когда Эгван уже и думать забыл о таинственном чиновнике из какого-то транспортного департамента, утренние процедуры начались раньше обычного — и проводила их сама Эрлин. Правда, ничем, кроме этого, медосмотр от обычного не отличался. Зато потом страннику принесли нормальную одежду. После безразмерной больничной рубахи было приятно чувствовать
