кашель Каннингэма и скользнул губами по виску Конни, зарывшись лицом в ее каштановых волосах.
— Дай мне пощечину, — прошептал он.
Она колебалась. Он ущипнул ее за ягодицу, она вырвалась из его рук, как ужаленная, и опустила хорошую оплеуху на его правую щеку.
В его ушах ночь взорвалась вселенским звоном. Он закачался на ногах и медленно поднял руку к пострадавшей щеке.
— Почему, мисс Хэннесси? Я и не думал, что вам это может не понравиться.
— Что здесь происходит? — раздался раздраженный голос Уиткрафта, прежде чем он сам ступил на балкон. — Джордж, в чем дело?
Конни скользнула мимо него, исчезнув в зале.
— Еще одна революция, — прокомментировал Каннингэм.
— Небольшая стычка, — подмигнул послу Ник, похлопав его по спине. — Война полов, слыхали о такой?
Ник нетвердой походкой и с натянутой улыбкой направился к безопасному возвышению барной стойки, предоставив Каннингэму разъяснять случившееся послу. Увидев свое отражение в длинном зеркале над рядами бутылок бара, он разглядел на своей правой щеке ярко-красный отпечаток руки.
— Нелады с женщинами? — участливо осведомился бармен.
Ник украдкой осмотрел зал, услышав взрывы хохота, время от времени раздававшиеся то тут, то там по мере того, как случай на балконе становился достоянием собравшегося общества. Ее не было.
Все хорошо, думал Ник. Он пустил Каннингэма и Уиткрафта по ложному следу, но не Конни. А она вот пыталась пустить его по ложному следу. Она проникла ему в душу, разглядев в нем мужчину, каким он всегда хотел быть, и узнав его героические фантазии, которые, как ему казалось, умерли много лет назад.
Ему до смерти надоело прятаться за бутылку, чтобы иметь возможность говорить правду. Кто такая Конни Хэннесси, чтобы бередить его душу и ворошить юношеские мечты? Список эпитетов получился таким большим, что ему пришлось упорядочить его по алфавиту: достойная доверия, обиженная несправедливостью, преданная, прекрасная, смелая, уязвимая, храбрая… сексуальная, добавил он в этот список. Но разве для него это имеет значение? Она не будет принадлежать ему, потому что он ее не заслуживает. По крайней мере до тех пор, пока не поможет ей.
— Способен ли человек преодолеть свое прошлое? — спросил он громким голосом. — Я имею в виду, Су, может ли любовь хорошей женщины спасти человека?
Бармен взял бутылку и стал наливать ему очередную порцию. Ник прикрыл стакан ладонью, и виски полилось под его манжет. Теперь он мог надо всем посмеяться. Его руки уже не дрожали, его сердце перестало колотиться, как сумасшедшее, и огонь его плоти угас. Вот если б только еще не горела щека!
Он посмотрел в зеркало. Теперь он меченый, в этом нет сомнений.
— Мое участие в твоем деле будет чисто личным, — сказал Ник. — Если что-нибудь пойдет наперекосяк, посольство тут же открестится от меня и предоставит нас обоих самим себе.
— И на этих людей ты работаешь? — сказала Конни, ласково посылая ему по телефонным проводам еле уловимые импульсы чувственности.
Ник постучал монеткой по жестяной гофрированной стене бара одного из городских районов трущоб. Он мог бы позвонить ей из своей квартиры в посольстве, но не был уверен, что его телефон не прослушивается.
«Они доверяют мне только расшифровку каблограмм». Гарри прислал ему на днях цитату из «Николаса Никлби». «Я знаю мир, и мир знает меня».
Казалось, Конни было все равно, что думает мир.
— Я верю тебе, — сказала она. — Ты делаешь для них грязную работу?
— Я для них полезен и, стало быть, необходим.
— Ты необходим мне.
Он прислонился к стене, которая тут же чуть не завалилась. Она была такой же ненадежной, как и путь, на который он готов был вступить.
— Я хочу поговорить с тобой, Конни.
— О том поцелуе?
— Нет, я хочу тебе помочь.
Он ожидал услышать крик радости, бесчисленные изъявления благодарности, но долгая пауза, последовавшая за его заявлением, только лишний раз показала ему, что он совершенно не знает и не понимает этой женщины.
В своем гостиничном номере Конни прикрыла рот рукой, чтобы удержать готовый уже вырваться крик радости. Она проглотила комок в горле, прижав черную трубку телефона к груди, ей бросилось в глаза множество ярко-красных цветов, карабкавшихся вверх по балкону — всплески цвета, который всегда ассоциировался у нее с радостью. «Спасибо, — прошептала она. — Спасибо, ты замечательный человек». Только цветы могли слышать это признание.
— Алло, ты здесь?
— Да, Ник, я здесь.
Это все, что она могла сказать. Благодарность, восхищение, любовь, радуга чувств переполняли ее, перехлестывая через край, как штормовые волны, захватив ее в водоворот вместе с Ником. Неуместное, но страстное желание дотронуться до него охватило Конни. Ей хотелось взять его лицо в свои ладони и поцеловать его губы, без слов давая понять, что он для нее значит.
— О том поцелуе… — начал Ник, как будто читал ее мысли.
— Ты не думаешь, что я целовала тебя только для того, чтобы ты помог мне? Я не обещаю ничего такого в обмен на твое содействие и впредь.
— Разумеется, нет.
«По-джентльменски», — подумала Конни и приказала себе говорить по-деловому и бесстрастно, как говорил он.
— Я очень высоко ценю твое решение помочь мне, но я знаю, что это все-таки моя борьба.
— Одна ты не справишься, но ты теперь не совсем одна.
«Теперь, да», — подумала Конни.
— Позвони мне, когда будут первые результаты, Ник, и еще раз большое спасибо.
— Не за что!
Он повесил трубку, надеясь, что ему удалось не выказать свою страстную увлеченность ею. Ничего конкретного он ей не пообещал и не зашел так далеко, чтобы не иметь возможности пойти на попятную.
В углу темного бара Ник подбросил монетку. Орел — она любит его, решка — она не так проста и знает, что делает. Решка. Ну что ж, кто-то из них должен знать, что делать.
Телефон Ника зазвонил двумя днями позже, когда он сидел в своем кабинете, размышляя о сведениях, которые один человек сообщил ему, болтая за двумя стаканами коа-поры.
Телефонный звонок отозвался у него в животе, но голова оставалась ясной.
— Вам следует посетить здание Капитолия, мистер Этуэлл. Ваша подружка зашла в него час назад и еще не выходила, — на другом конце повесили трубку.
В горле у Ника сразу пересохло, на лбу выступил холодный липкий пот. Он разом вспомнил все страшные слухи о казематах Капитолия, доходившие до его ушей. Он посмотрел налево, потом направо, не зная, как обойти свой стол. Может, просто перепрыгнуть через него?
Не торопясь он спустился по лестнице, будто собирался прогуляться. Выйдя за огромные двойные двери посольства, он вынул из нагрудного кармана голубой шелковый платок и демонстративно смахнул пыль со своих туфель.
Солнце палило нещадно, Ник задыхался от чрезмерной влажности. Пот струйками стекал по его груди, проступая пятнами на его рубашке. Он не знал, что станет делать, когда придет в Капитолий, маячивший в тысяче ярдах впереди.
Если Конни была настолько глупа, что сунулась прямо в штаб-квартиру правительства… если ее уже
