прошу, зарубите меня на мелкие куски!
На ночь Оля и Зюнчик перешли к мадам Малой. Когда потушили свет и Зюнчик заснул, Клава Ивановна сказала Оле:
— Ты одна во всем виновата, надо было подождать до утра — я сама могла поговорить с ним.
Оля была согласна с каждым словом мадам Малой и плакала в подушку, чтобы никто не слышал.
Товарищеский суд назначили на восемнадцатое сентября, но за день до этого пришлось отложить. Семнадцатого сентября части Красной Армии, под командованием командарма первого ранга товарища Тимошенко, перешли границу Польши и взяли под защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии. Польско-германская война, которая вспыхнула в первых числах сентября, вскрыла всю внутреннюю несостоятельность искусственно созданной, с помощью Англии и Франции, помещичье- буржуазной Польши, За первые десять дней войны страна потеряла все свои промышленные и культурные центры, незадачливые польские правители, навязав народу войну, бросили его на произвол судьбы. Трудящиеся Западной Украины и Западной Белоруссии с невиданным подъемом встречали освободителей и помогали частям Красной Армии очищать свою землю от польских панов.
Вечером, хотя никто не давал объявления, люди собрались в форпосте.
— Товарищи, — сказал Иона Овсеич, — осуществилась мечта, которую народ лелеял на протяжении веков. Мы можем радоваться вместе с нашими единокровными братьями западными украинцами и белорусами, которых больше не будут топтать своими каблуками польские паны. Отныне и навсегда они советские люди, как мы с вами.
Когда Иона Овсеич кончил, Лапидис поинтересовался, откуда у него эти сведения.
— Какие сведения ты имеешь в виду? — спросил Дегтярь. — Что Красная Армия взяла под свою защиту западных украинцев и белорусов?
Лапидис сказал, что это он сам знает, а его интересует другое: откуда Дегтярю известно, что данные земли войдут в состав СССР?
— А куда еще, по-твоему, они могут войти? — улыбнулся Дегтярь, и люди обернулись на Лапидиса, чтобы собственными глазами увидеть человека, у которого могут быть такие глупые вопросы.
В конце октября Украинское Народное Собрание, за которое голосовало девяносто целых и девяносто три сотых всех избирателей, из театра в городе Львове обратилось в Верховный Совет СССР с просьбой включить Западную Украину в состав УССР.
— Ну, — сказала Клава Ивановна Дегтярю и другим, кто был в этот момент рядом, — что теперь нам ответит Лапидис!
Лапидис теперь ничего не мог ответить, потому что три дня назад он сам вернулся из города Дрогобыча, куда его командировали на нефтепромыслы как опытного плановика. Мадам Малая специально заходила к нему, чтобы узнать, как там живут люди, в ответ он засмеялся своим обычным дурацким смехом и показал два таких гуцульских ковра, которые купил там у крестьян, что она прямо сказала, пусть не делает из нее дуру, такие ковры могли иметь только буржуи.
События международной жизни отодвинули Чеперуху на задний план, многие даже совсем забыли, но Дегтярь сказал, что нет оснований откладывать дальше, и пусть Малая даст объявление про товарищеский суд. У Клавы Ивановны по этому вопросу была неуверенность: может, в честь такого праздника и таких успехов воздержаться?
— Малая, — нахмурился Иона Овсеич, — я отвечу на твой вопрос словами товарища Сталина: у людей, мало искушенных в политике, обстановка успехов порождает настроения беспечности и толкает их на то, чтобы почить на лаврах. Не благодушие нам нужно, а бдительность, настоящая большевистская революционная бдительность!
Суд проводили в форпосте и пригласили жильцов из соседних дворов. Дегтярь, Клава Ивановна и доктор Ланда сидели рядом, а немножечко в стороне — Иона Чеперуха. Чтобы всем присутствующим было ясно, товарищ Дегтярь вкратце изложил дело, после этого слово предоставили гражданину Чеперухе.
— Дорогие соседи, — сказал Иона, — в этом доме я живу с того дня, когда мой папа Аврум Чеперуха и моя мама Ривка Чеперуха, в девичестве Коган, родили меня на свет. Вся моя жизнь прошла перед вами, как на ладонях. Все сознательные годы я занимался физическим трудом и никогда не брезговал тяжелой работой. Наоборот, если инженер должен крутить мозгами, а для токаря возле станка самое главное — руки, так для тачечника главное и мозги, чтобы найти, где заработать копейку, и руки, и вдобавок хорошие ноги. Инженер может сидеть на стуле и думать, токарь тоже может сидеть на стуле возле своего станка, потому что там есть мотор, а где вы видели тачечника без ног? Тачечник без ног — это все равно, что аэроплан без крыльев и паровоз без колес: один не полетит, другой не поедет.
Граник, доктор Ланда и многие другие захлопали, но Иона велел прекратить аплодисменты и попросил, от имени всех присутствующих, чтобы гражданин Чеперуха приступил к делу по существу, а не начинал с Адама и Евы. На эти слова Чеперуха ответил, что он не начинал с Адама и Евы, потому что они жили в раю, а он родился при царском режиме, и николаевская Россия была тюрьма для народов, особенно евреев и нацменов. Образование и медицинскую помощь имели право получать только богатые, а бедняк радовался, если мог принести домой кусок хлеба своим голодным детям и жене. А жена не знала, что раньше: дать цицку самому маленькому или дать корку хлеба самому голодному.
— Гражданин Чеперуха, — прервал Дегтярь, — во-первых, по-русски говорят титьку, а не цицку, а во-вторых, как председатель, я опять повторяю вам: переходите к делу по существу и не читайте нам мораль.
Иона возразил, что не читает мораль, а рассказывает про свою жизнь, когда он был еще мальчик и семья, где отец был нищий тачечник, постоянно голодала. Потом он немного подрос и стал подрабатывать на Староконном базаре: одному посторожит мешки, другому лошадей напоит, третьему — еще что-нибудь. И так от зари до зари. Рабочие люди, у которых была не жизнь, а каторга, зарабатывая копейку, сразу пропивали ее: пока в голове держался пьяный угар, они все забывали. Возле этих людей он тоже научился понемножку пить — вино, самогон, монопольку, словом, что попало. Плохая привычка, как тифозная вошь: ты ее придавил ногтем, а она уже успела пустить тебе в кровь свой гнусный яд. Конечно, теперь жизнь совсем другая и нет оснований пить, но с тех пор яд держится у него в организме, и медицина на сегодня еще бессильна справиться.
— Товарищи, — поднялся Иона Овсеич, — я думаю, там, где еще бессильна медицина, имеет достаточную силу наша общественность. Гражданин Чеперуха, вместо того, чтобы открыто и честно признать свое преступное поведение, рассказал нам историю, начиная с Адама и Евы, а на занятиях по краткому курсу, сколько ни говорили, сколько ни предупреждали, вы не найдете его днем с огнем. Пьяница, дебошир, смутьян — вот лицо человека, который с топором в руках бросился на своего родного сына, свою жену и соседей!
— Овсеич, — Иона протянул вперед руки, на лице заиграла жалкая улыбка, — я же был выпимши, я не помнил, что со мной делается. Честное благородное слово…
— Чеперуха, — повысил голос товарищ Дегтярь, — вы нарушаете порядок: вам никто не давал слова. Суд хочет заслушать свидетелей. Дворничка Середа, Анастасия Архиповна.
Тетя Настя сказала, что у нее нема чего говорить, кроме того, что Иона выскочил с топором и стал посередке двора, где вода сбегает в канализацию. От страха она закрыла окно и видела, как Степа с Ефимом покатили на него тачку, а он рубанул топором воздух и закричал, что всех порубает на мелкие куски.
Иона Овсеич одобрил показания Анастасии Середы и спросил, а раньше, до этого случая, она не замечала чего-нибудь такого со стороны Чеперухи: например, приходил домой пьяный, кидался на жену, сына, говорил вслух нецензурные слова.
Тетя Настя ответила, что замечала.
— Товарищ Середа, — обратился Иона Овсеич, — а не можете ли вы вспомнить, что именно говорил Чеперуха?
Да, сказала тетя Настя, могу: один раз, дело было в августе месяце, Иона пришел пьяный, аж воздух синий изо рта вылетал, и кричал, что на шее у советской власти сидят дармоеды, языками тренькают, начальников в сраку целуют, аж облизываются, а работать нема кому.
Иона Овсеич сказал, нет необходимости повторять все дословно, и хотел задать следующий вопрос, но Лапидис в это время заявил с места, что товарищеский суд не компетентен вести в такой плоскости
