— Я просто хотел честно тебя предупредить, — сказал Кит. — Сразу же по возвращении в Англию я затеваю процесс. В Америку я Алекса не отпущу. И тебе придется пересекать Атлантику, когда ты захочешь его увидеть, а не мне.
Эшли побелела. По изменившемуся лицу Кита она поняла, что он вовсе не шутит. При мысли о судебном разбирательстве она похолодела. Господи, только этого ей недоставало!
— Тебе никогда не победить, — сказала она. — Вспомни свое прошлое. Ни один судья в здравом уме не присудит тебе ребенка. Не говоря уж о том, что ты психически неуравновешен..
— А ты, что ли, устойчива? — презрительно фыркнул Кит. — Едва пришла пора принять решение — и ты удираешь в Америку! А куда ты побежишь потом, когда Конрад бросит тебя, выпотрошив наизнанку? Со мной Алекс хотя бы получит нормальное образование, да и жить будет в человеческой обстановке — среди родных и близких. А что ты ему можешь предложить? И после этого ты можешь называть себя матерью?
— Он мой сын! — запальчиво выкрикнула она. — И никому не отобрать его у меня! Вбей это в свою дурацкую башку!
— Он и мой сын, Эшли, — вкрадчиво возразил Кит. — И никому, и уж тем более тебе, не отобрать его у меня! Вот так-то.
— Господи, неужели ты и в самом деле хочешь, чтобы та грязная история снова выплыла наружу? Чтобы на судебном заседании вновь вспоминали отца — пьяницу и бабника, который в тот самый день, когда ребенок появился на свет, бросил семью и отправился по шлюхам? А ведь Алексу уже восемь лет, Кит. Ты хочешь, чтобы он все это слышал? Чтобы он понял, каков ты на самом деле? А ведь он поймет, Кит, он уже большой.
— Ах ты, гадина! — взревел Кит. — Ты на все готова, чтобы своего добиться, да?
— Да, если хочешь знать, я не желаю, чтобы он рос рядом с тобой! — вскричала Эшли. — Ты… ты не то, что ему нужно. Кит. Ты неудачник!
Кит занес руку, чтобы ударить ее, но Эшли даже глазом не моргнула.
— Валяй, бей меня, Кит. Покажи, на что ты способен.
Сам видишь — ты ни капли не изменился. Горбатого могила исправит. Я костьми лягу, но не отдам тебе ребенка!
— Ты об этом пожалеешь, Эшли. — процедил он. — Горько пожалеешь!
— Ничего у тебя не выйдет, — устало вздохнула Эшли. — И ты это отлично знаешь.
— Лучше позаботься о том, чтобы он побыстрее вернулся в Англию. Пока не поздно. И запомни — в Нью-Йорке жить он никогда не будет. Никогда, поняла?
Элламария понуро бродила по опустевшему театру. С пятницы она не только не видела Боба, но он даже ни разу не позвонил ей. Они договорились, что в субботу, поговорив начистоту с женой, он вернется. Ну, в крайнем случае в воскресенье. Однако сегодня уже был понедельник, а от Боба по- прежнему не было ни слуху ни духу.
Элламария много раз звонила ему домой, но там не брали трубку. В загородный же дом Мак-Элфри, как ей этого ни хотелось, Элламария звонить не стала. И вот теперь, не зная, куда деваться, она пришла в театр. Она и сама не ожидала увидеть здесь Боба, но тем не менее, услышав от его секретарши, что Боб не показывался, Элламария окончательно пала духом.
С каждой минутой се страх возрастал. Неужели он передумал? Или что-то случилось с Линдой? Может, ей стало плохо и он за ней ухаживает? Успокаивает ее? Может, она пригрозила свести счеты с жизнью? Тогда понятно, почему он задержался. Элламария отчаянно терзалась, не зная, что и подумать.
Ник не ожидал от этой встречи ничего хорошего. Более того, он ее смертельно боялся. И вот теперь, оказавшись лицом к лицу с отцом Кейт в его домашней библиотеке, он понял, что его худшие опасения подтверждаются.
Лицо Кэллоуэя казалось непроницаемым, но Ник, опытный актер, видел, что за холодным взглядом таится враждебность. Кейт куда-то скрылась, оставив мужчин с глазу на глаз, а миссис Кэллоуэй вообще не выходила из своей комнаты.
— Присядьте, — холодно предложил Кэллоуэй, кивком указав на кресло.
— Благодарю.
Обогнув стол. Ник прошел к камину, по обеим сторонам которого стояли вычурные кресла в стиле неорококо, и сел. Кэллоуэй устроился напротив.
— Наверное, вы знаете, почему я приехал, — начал Ник.
Кэллоуэй склонил голову набок, но не ответил.
— Это насчет Кейт.
— Да.
— Мы с ней хотим пожениться.
В который раз Ник поразился очевидной нелепости своего приезда — в его-то положении и возрасте ездить свататься! Но Кейт на этом настояла.
— Понимаю, — сказал Кэллоуэй.
Ник неловко заерзал в кресле. Кэллоуэй, несомненно, понимал его затруднения, но не собирался ему помочь. Ник прокашлялся и добавил:
— Кейт хотела, чтобы мы с вами об этом поговорили.
Кэллоуэй кивнул.
— Думаю, — продолжал Ник, — что вы хотели бы знать, на какой день назначена свадьба.
Чуть помолчав, Кэллоуэй ответил:
— Не очень.
Ник всмотрелся в него, надеясь прочесть его мысли, но лицо отца Кейт Оставалось непроницаемым.
— Значит ли это, что вы на нее не придете?
Кэллоуэй, казалось, задумался. Затем сказал:
— Да, наверное, вы можете это понять именно так.
— Надеюсь, вы понимаете, насколько ваше присутствие в такой день важно для Кейт?
И снова лоб Кэллоуэя омрачился.
— Возможно, — сказал он наконец. — Скажите, мистер Гоу, верно ли я понял: вы спрашиваете разрешения на брак с моей дочерью?
— Да, — кивнул Ник.
— А что, если я откажу вам?
— Кейт уже вышла из того возраста, когда дети нуждаются в родительской опеке.
— Понимаю. — Кэллоуэй встал и медленно подошел к стоявшему в углу бару. — Хотите выпить, мистер Гоу? — спросил он. — Виски?
Если бы не Кейт, Ник бы, поблагодарив, поднялся и ушел. Однако в данной ситуации…
— Чуть-чуть, пожалуйста.
Кэллоуэй налил виски и передал стакан Нику.
— Насколько я понимаю, Кейт уже дала согласие? — спросил он.
— Разумеется, — ответил Ник.
— Что ж, это вполне объяснимо, — вздохнул Кэллоуэй, снова усаживаясь в кресло.
— Мы любим друг друга, — ляпнул Ник, но тут же проклял себя за глупость.
— Не сомневаюсь, — сухо произнес Кэллоуэй.
— Так вы не дадите своего согласия?
Кэллоуэй поднес стакан к губам, осушил его почти наполовину и ответил:
— Да, ничего другого мне не остается.
— Могу я поинтересоваться почему?
— Можете.
Кэллоуэй снова встал и, подойдя к окну, остановился, глядя на зеленую террасу сада. Несколько минут он стоял неподвижно, не произнося ни слова. Ник терпеливо ждал.
— Вы многого не знаете о нашей семье, мистер Гоу, — сказал Кэллоуэй.
В самом тоне его был? нечто такое, отчего по спине Ника побежали мурашки.
