чем дочери Саманты Чендлер! Жизнь научила ее не доверять мужчинам ничего, и прежде всего — своего сердца.
Леви оторвал кусок курицы и развалился на попоне.
— Так ты явилась только в надежде, что Питер избавит тебя от противной работы, или есть и другие причины?
— Питер избавит! Я уж намекала ему насчет хлева, а он сделал вид, будто ничего не понял. Терпеть не могу, когда он так себя ведет! — Никки вздохнула. — На самом деле я пришла посмотреть, как идет работа. Папа хочет знать, когда ты сможешь начать пахать луга.
— Питер кончил чинить крышу на сарае?
— С полчаса назад, — кивнула Никки.
— Ну и отлично. Если успею сегодня закончить с этим полем, завтра и начнем. — Леви помолчал. — Знаешь, а я все еще с подозрением отношусь к этой люцерне, или как ее там.
— Ну да, конечно, ты думаешь, ничего не выйдет! Вот все вы здесь такие! Никто даже попробовать не хочет чего-то нового! — возмутилась Никки.
— Разве я говорил, что ничего не выйдет? Просто плохо верится, что можно по три раза в год косить сено.
— Ну и фермер из тебя! — фыркнула Никки.
— Это верно, — усмехнулся Леви. — Скотоводы плохо разбираются в земледелии, и я ничем не лучше других. Я ведь предупреждал твого отца, когда он меня нанимал.
Никки уже собиралась ответить новой шпилькой, но вдруг вспомнила, как ловко Леви управился с клеймением их маленького стада. Обычно на эту работу уходил почти целый день, а Леви покончил с этим еще до полудня.
— Наверно, все зависит от того, к чему ты больше привык, — согласилась она. — Папа говорит, для того, чтобы выращивать люцерну, прежде всего нужна вода. Вот, смотри.
И она принялась чертить на земле план участка. Но Леви пропустил мимо ушей большую часть ее пояснений. Он очень старался быть внимательным, но все же смотрел не столько на схему оросительных траншей, сколько на губы Никки.
Последние две недели Леви старался подавить нежные чувства, которые внушала ему Никки. Обычно это ему более или менее удавалось, но сегодня… Он поймал себя на том, что ему хочется заняться с ней любовью прямо здесь, под деревом. Солнечные зайчики, играющие на их обнаженных телах…
— Мы посадим люцерну вместе с овсом. Так что, даже если люцерна не уродится, овес у нас все равно будет… Ты что? — спросила Никки, удивленная тем, что Леви неожиданно вскочил на ноги.
— Н-ничего. — Леви схватил шляпу и нахлобучил ее на голову. — Пора за работу браться, только и всего.
— Ты же еще не поел! И лошадям надо хорошенько отдохнуть.
Леви отчаянно искал предлога не оставаться рядом с ней.
— Я знаю, но у меня тут есть одно дело.
— Какое?
— Я… э-э… надо обойти поле, которое я сейчас буду пахать, посмотреть, нет ли там больших камней. А то еще лемех сломаю… Спасибо, что принесла поесть! — крикнул Леви уже на ходу. — Увидимся за ужином.
Никки обескураженно смотрела ему вслед.
— Какая муха его укусила? — пробормотала она себе под нос и принялась собирать остатки неожиданно прерванного пикника.
Никки чувствовала раздражение и досаду. Она-то думала, что они спокойно посидят тут вдвоем! Разве что Сайрес просил, а то могла бы и не приходить!
Тучи прошли мимо, не пролив ни капли, так что часам к трем Леви уже управился. До вечера он налаживал плуг и за ужином объявил, что завтра можно начать пахать поля под люцерну.
— Хорошо, — кивнул Сайрес с довольным видом. — Начнет Питер.
Как всегда, когда при разговоре присутствовал Питер, Сайрес говорил и одновременно жестикулировал.
«Хорошая идея, — одобрил Питер. — А то кто его знает, что он напашет!» Питер покосился на Леви и выразительно закатил глаза.
Леви все еще с трудом разбирал жесты Питера, но на этот раз понял намек и ухмыльнулся.
— Если я никудышный пахарь, так, наверно, учитель виноват!
— А к вам, Леви, — продолжал Сайрес, — у меня будет отдельный разговор.
— Да? Какой?
— Я попросил бы вас оказать мне одну услугу. — Сайрес бросил взгляд в сторону плиты, где Никки с Эмили суетились над посудой. — Потом скажу, — тихо добавил он.
Леви нахмурился: Сайрес отвернулся от Питера и не жестикулировал.
Когда все поели, Сайрес отодвинулся от стола.
— Леви, пойдем пройдемся.
Они вышли на улицу и медленно пошли к сараю. Сайрес закашлялся, приступ слабости заставил его привалиться к изгороди загона, и он долго не мог отдышаться.
— Так что вы хотели от меня? — мягко спросил Леви, когда Сайрес немного пришел в себя.
— Если бы я мог сделать это сам…
Сайрес покачал головой, сунул руку в карман и достал кожаный мешочек. Он нерешительно подержал его в руках, потом сунул в руки Леви.
Тот с любопытством развязал мешочек и высыпал содержимое себе в руку. И ошалело уставился на золотые самородки.
— Здесь одиннадцать унций чистого золота. На двести долларов или около того. Я прошу вас съездить в Саутпасс-сити и обменять на деньги.
— Саутпасс-сити! Да ведь это же добрая сотня миль отсюда!
— Да. И он достаточно велик, чтобы приезжий мог остаться незамеченным. К тому же там добывают золото. Они там каждый день видят десятки самородков, еще несколько штук не привлекут внимания.
Леви внимательно посмотрел на Сайреса.
— Вы очень заботитесь о том, чтобы никто не узнал об этом. Почему?
— Нужно, чтобы это оставалось тайной. — Сайрес нервно пригладил волосы. — Я всю весну надеялся, что смогу съездить сам, но мне теперь и до загона трудно дойти. Я бы не стал вас просить, но я нахожусь в отчаянном положении.
— Но вы же мне ничего не объяснили. — Леви с подозрением прищурился, перебирая пальцем самородки. — Сайрес, я ваш друг, но я честный человек… Я не стану нарушать закон, даже ради вас.
— Разве я просил вас нарушать закон?
— Знаете, я давно понял, что здесь что-то не так. Вы живете слишком богато для скромных фермеров. Дом у вас бревенчатый, а не глинобитный. У вас пятьдесят голов скота, три верховые лошади и две пары великолепных рабочих лошадей: Я уж не говорю о проволочной изгороди, которой вы обнесли свои владения: это ведь очень дорого. Ферма, даже очень процветающая, таких доходов не дает. — Леви ссыпал самородки обратно в мешочек. — Герман Лоувелл думает, что вы воруете у него скот. Я этого не замечал, но теперь у меня возникают сомнения…
Сайрес невесело усмехнулся.
— Да нет, не ворую я его скотину. И не ему бы говорить о воровстве.
— Откуда же у вас это золото?
Старик долго смотрел на Леви своими выцветшими глазами, потом вздохнул.
— Оно краденое.
11
