оправляют пояс, поддерживающий живот, беременные женщины), подскочил к водительской двери, вытащил пистолет и дернул дверь на себя:
– Руки поднял, Васятка.
– А? – Вася ответил голосом Промокашки из «Места встречи». – Чегой-то?
– Фигой-то. Двигайся на сиденье рядом. Попробуешь сбежать – пристрелю.
– Антох, ты чего, Антоха? – Вася двинулся на пассажирское сиденье. – Антох, ты в меня стрелять будешь?
– Легко. Так, короче. Чего говорить, когда въедем на территорию?
– Это… это… ну… «Здрасьте» там.
– Это любому дятлу ясно. Что еще?
– А… «Вторая смена, водитель Василий Логинов». И пропуск.
– Во как. Значит так. Ты садись за руль, я падаю на пол. Если чего не так – стреляю. Ясно?
– Ага, ага.
– Пересаживайся тогда.
Проходную миновали без происшествий. В какой-то момент мне показалось, что пауза в разговоре Васи с ментом была слишком длинной, и я тут же упер дуло пистолета в пах Василия. Но все прошло гладко.
Мы остановились.
– Ты с напарником, что ли? – крикнул стоящий рядом с помойкой мужик в дурацкой вязаной спортивной шапке на голове.
– Ага, – махнул головой Вася и нажал кнопку, на которой было написано «open». Сзади что-то загремело. «Наверное, люк для мусора открылся», – подумал я.
Вылезли из машины. Я направил пистолет на мужика:
– Вяжи водителя!
– Чем? – мужик отстранился.
– На, – я кинул ему веревку, – шапку свою мне давай.
Мужик послушно снял шапку – теперь оба пошли к заднему борту.
Он с усердием связал Васю, затем я засунул Васе шапку в рот.
– Как выйти к лифтам? – спросил я мужика.
– Через вот эту дверь зайдете, потом мимо кухни, потом окажетесь в начале коридора на первом этаже. Напротив мента. А вы нас убьете?
– Зачем бы вы мне были нужны? Так, погоди. Рот открой. – Я взял какую-то ветошь и засунул ему в рот в качестве кляпа. Затем я посадил обоих в мусорный отсек, вернулся к кабине и нажал кнопку «open». Убедившись, что вокруг никого, я открыл дверь в стене.
Пройдя маршрутом, указанным мне мужиком, я уперся в дверь. Высунув из двери голову, я увидел коридор, который заканчивается ментом, стоящим боком ко мне. Перед ментом стоит железная рамка металлодетектора, за ней, если присмотреться, рентгенмашина. Кажется, это тот самый вход, через который мы первый раз заходили с Иванычем. Вдруг слышатся голоса и стук шагов. Из-за угла выходят две тетки с коробками, перетянутыми бечевками, и не спеша двигаются к выходу, о чем-то беседуя. «Интересно, они по расписанию, что ли, ходят?» – думаю я и, дождавшись, когда тетки закроют менту обзор, выхожу из своей двери и, опустив голову, уверенным шагом двигаюсь вперед, затем поворачиваю налево. Туда, откуда вышли тетки с коробками, логично предположив, что тетки могли выйти только из лифта.
Повернув, я действительно оказываюсь перед лифтами. Я нажимаю кнопку вызова, захожу в кабину и… не могу вспомнить, на каком этаже мы были. Казалось, что тот вечер я не забуду никогда, и вот! Кажется, была какая-то четная цифра. Четвертый? Ладно, пусть будет четвертый. Поехали!
Выйдя из лифта, я быстро иду коридором и разглядываю попадающиеся мне двери. Странно, но на них нет никаких табличек. По ходу, не тот этаж, вспоминаю я таблички в стиле хай-тек-индустрии на дверях кабинетов во время моего предыдущего визита в эти стены. Для успокоения совести я дохожу до конца коридора, вижу дверь без таблички и разворачиваюсь обратно к лифтам.
В это раз я приезжаю на шестой этаж. Я повторяю маршрут, которым я прошел по четвертому этажу, верчу головой и отмечаю, что двери здесь также без табличек. Бред какой-то. Неужели опять не тот этаж? Такого же не может быть. Я снова дохожу до конца коридора, снова упираюсь в дверь без опознавательных знаков, но в этот раз не поворачиваю обратно, а дергаю дверь на себя. Дверь на удивление легко поддается, и моему взору предстает предбанник, в котором раньше, по-видимому, находился ресепшн-деск. Я прохожу через него и открываю дверь, ведущую в кабинет, в котором, как мне кажется, со мной разговаривал Черкасов.
Кабинет пуст. То есть не то чтобы в нем никого не было, а совсем пуст. Ни мебели, ни штор на окнах, ни даже обрывков бумаг. Только голые стены и паркет на полу. Я встаю в то место, где прошлый раз стоял стол для переговоров, и смотрю в простенок между окнами. Да, дипломы висели именно там. Я подхожу к стене, провожу рукой по краске. Никаких следов от присутствовавших на ней рамок. Или краска свежая или просто хорошо отмытая стена? Или все-таки не тот кабинет? На полу также нет никаких следов от шкафа… У них тут чего – тотальный переезд или, может, ребрендинг?
Я выхожу вон, иду обратно к лифту и, проходя по коридору, дергаю за ручки дверей кабинетов. Некоторые не поддаются, те же, что открываются, являют моему взору ту же звенящую пустоту. Перед лифтами я прислоняюсь к стене, утираю пот со лба, подтягиваю свой пояс, закуриваю и собираюсь с мыслями. Выкурив сигарету, я решаю повторить осмотр, начав с третьего этажа, потому что кнопки с цифрой «два» в лифте не было. Перед тем как зайти в лифт, мне кажется, что я слышу какое-то бренчанье. Не то гитары, не то балалайки. Или это звуки, рожденные пустотой?
На третьем этаже я последовательно обхожу четыре коридора, открыв десять дверей и обнаружив за ними пустые кабинеты. В одном из них я нашел крышку от магнитофона «Электроника», выпущенного, судя по штампу, в далеком 1984 году. Я положил ее на пол и прыгнул двумя ногами сверху. Крышка сломалась пополам.
Четвертый этаж открыл мне двери всех своих двадцати восьми кабинетов, оказавшихся пустыми, а также подарил упаковку из десяти спичечных коробков производства фабрики «Балабаново», пожелтевшую подшивку газеты «Советский спорт» за 1989 год и четыре практически новых полиэтиленовых пакета с эмблемой ГУМа. В один из пакетов я от нечего делать сложил половину газетной подшивки и упаковку спичек.
На пятом этаже я не смог открыть ни одну из дверей, зато нашел в одном из коридоров туалет, где справил малую нужду. На выходе из туалета мне снова послышалось, будто где-то наверху играют на гитаре или балалайке.
На шестом этаже я дважды обхожу коридоры, открываю поддающиеся двери, захожу в пустые кабинеты, натыкаюсь в одном из них на рассыпанные по полу канцелярские скрепки огромного размера, в другом поднимаю с пола три листа отрывного календаря за 1978 год с датами 16-е, 17-е и 18-е мая. Я складываю эти листочки в пакет, затем я захожу в кабинет, показавшийся мне «кабинетом Черкасова», сажусь на пол, выкуриваю сигарету и понимаю, что либо я сошел с ума, либо все куда-то подевались, либо… нет, этого не может быть. Потому что не может быть никогда. Я подхожу к окну и снова, в этот раз совершенно отчетливо, слышу звуки… да, пожалуй, это действительно гитара. «Та-тара-тата-та-тара, та- тара-тата-татара». Мелодия до боли знакомая, но вспомнить, что это, у меня не получается. То ли между мной и музыкантом большое расстояние, то ли это какая-то вычурная обработка?
Я иду к лифту, захожу в кабину и поднимаюсь на седьмой этаж. На седьмом обегаю все коридоры, дергаю за ручки дверей, осматриваю пустые кабинеты и не нахожу музыканта, тогда как мелодия звучит все ближе и ближе. Я пробегаю последний коридор и вижу в его конце лестничную площадку. Лестничный пролет вел в одну сторону – наверх. Я поднимаюсь по ступенькам, попадаю в единственный длинный коридор, заканчивающийся железной дверью. Здесь? Интересно, а как мы туда в прошлый раз попали? Мы же не проходили по лестнице? Может быть, я был под гипнозом или воздействием психотропного оружия? Глупость какая! Музыка звучит все громче и громче. «Та-таратата-та-тара, та-тара-тата-та-тара». Я открываю железную дверь и вижу пустой кабинет, в центре которого стоит большое старомодное кожаное кресло. В кресле, вытянув обутые в кеды ноги, сидит дед совершенно мультипликационного вида, наряженный в красный «адидасовский» костюм. Сидит и играет на балалайке.
– Здрасьте, – вырывается у меня.
