козел. Ну, давай, выскажи мне в пятый раз, за то, что я к тебе не приехал вечером. Давай перетрем все по второму кругу. Ну, кризис, и чего? О чем говорить-то? Я пытаюсь решать вопросы, и последнее, что я хочу слышать, это твое мерзкое нытье. Давай, доведи меня сейчас, чтобы я тебя послал и, наконец, принял ванну по-человечески.
– Антон, ты меня слушаешь?
– Да, Аркадий Яковлевич.
– И что ты думаешь по этому поводу?
– Я думаю, что надо работать (блядь, как же холодно), я уверен, что мы с ребятами сейчас попробуем какие-то новые методики (сука, что же ты сидишь в своем фонде, тебе заняться нечем? Поехал, шлюху бы снял, все развлечение).
– У тебя есть уже какая-то конкретика?
Да ты, видимо, совсем мне мозги решил заебать. Я уже дошел до точки кипения. Меня раздражают капли воды на шее, замерзшие ноги, телефон в пяти сантиметрах от уха. Еще чуть-чуть, и я тебе расскажу про конкретику.
– У меня нет конкретики, Аркадий Яковлевич. Я стою голый, на холодном полу. У меня вода в ухе есть, а конкретики нет.
– Антон, я смотрю, у тебя сегодня какое-то плохое настроение. Давай завтра продолжим. Единственное, что я тебе хотел сказать, это то, что мы в кризисе, понимаешь?
– Понимаю.
– Ну, все. До завтра, тогда. Отсыпайся.
Представляете? В тот момент, когда я уже готов был попрощаться с этим гребаным проектом, в тот момент, когда я чуть было телефон об пол не грохнул, этот урод резко меняет тональность диалога и сваливает. Вы знаете, нет ничего хуже невыплеснутой агрессии. Теперь я, как дурак, буду ходить целый вечер по квартире, накручивать себя, да еще и напьюсь наверняка. Вот интересно, он кайф, что ли, ловит от того, что треплет мои нервы? Или в моей квартире камера стоит, чтобы смотреть, дошел я до точки взрыва или еще нет. Я снова ложусь в ванну, в которой, как вы понимаете, вода уже остыла и моя усталая голова уже не соображает, что надо выпустить часть воды и долить горячей. Фак…
Приняв быстрый душ, я ложусь в кровать, наливаю себе полстакана Dewars™ (практически единственная хорошая вещь из всех тех, о которых я узнал, начав работать на Вербицкого) и заставляю себя написать пару строк для завтрашнего выступления. На все про все у меня выходит час. Я просмотрел несколько выступлений, подготовленных мною еще в ФЭПе, пролистал записи в блокноте и в итоге остановился на тексте, который был написан мною для выступления какого-то чиновника. Посвящен он был работе СМИ:
«Развитие экономики, социальной сферы, банковской системы страны, выход отечественных производителей на международный рынок – все это говорит о том, что мы стоим на пороге больших перемен. Несмотря на усилия тех, кто пытается представить все происходящее в черном цвете, очевидно, что ситуация в стране продолжает динамично развиваться в лучшую сторону. Да, безусловно, проблемы есть, и мы их не скрываем. Наоборот, мы готовы работать над их решением и работать вместе с вами. В этой связи, мне становится не очень понятна политика тех средств массовой информации, которые пытаются игнорировать достижения государства, делая при этом акцент исключительно на проблемах. Более того, обвиняют органы государственной власти в том, что они „замалчивают“ текущую проблематику. Создается впечатление, что такие каналы, радиостанции и интернет-порталы либо находятся в параллельной реальности, либо очень хотят показать людям картинку „другой страны“. Я, как человек, который более десяти лет посвятил работе в СМИ, задаю себе вопрос: зачем вам это нужно? Разве все мы – не граждане одной страны? Разве все мы не хотим счастья нашей Родины? Более того, я хочу вас предупредить, что время расставит все по своим местам и возложит ответственность на каждого по его деяниям. Транслируя заведомо однобокую картину, вы разделяете себя и общество баррикадами. Потому что при всех проблемах всех нас объединяет одно: никто не может помешать человеку любить свою Родину. Даже вы. Со всеми вашими современными технологиями, щедрым финансированием и поддержкой антироссийских кругов на Западе. Мы знаем, что движет вами на самом деле – безудержная жажда власти. Но вы – еще не значит Россия. Точнее, как раз вы и не являетесь ей. Хотя всячески демонстрируете российскую принадлежность. Вы простые провокаторы. И чем дальше, тем отчетливее это понимают люди. И они вам этого не простят. Потому что они не с вами».
Его-то я и использую. Реально, текст настолько хорош и по-прежнему злободневен, что может служить отличным базисом. Можно, конечно, напрячься и написать новый. Я вспомнил нытье Вербицкого, свои замерзшие ноги и все гадости сегодняшнего дня и решил, что раз митинг завтрашний на самом деле будет больше смахивать на вечеринку вчерашних героев, то и вместо оратора им нужен диджей. А для диджея сойдет и ремикс. Я сложил текст вдвое, положил в карман пиджака, снова лег, сделал два больших глотка и включил телевизор.
По первому каналу шел сериал, в котором Безруков, сверкая безукоризненной улыбкой и изредка демонстрируя хороший маникюр, пытался изобразить простого сельского участкового. Хорошо село, подумалось мне. Не иначе, как вместо воды туда нефть провели, если рядовые менты выглядят, как светские денди. Или может всех светских денди по разнарядке отправили служить в регионы участковыми?
На РТР что-то медленно вещал Сванизде, который, кажется, хотел спать еще больше, чем я. НТВ демонстрировало документальный фильм про войну в Чечне, по «Спорту» Сычев ухитрился три раза не забить из выгодного положения, за ту минуту, что я пытался понять, кто с кем играет. Или это была «нарезка» лучших моментов? Впрочем, какая разница.
Я на автомате прощелкал MTV, REN TV, Discovery, потом еще что-то. Наконец, я попал на какое-то юмористическое шоу, в котором идиотского вида полицейский бегал вокруг дома и стучал в окна. Намотав несколько кругов, он все-таки добился того, что некоторые окна открылись и из них стали высовываться люди. Я одним глазом глядел на все это безобразие, пока меня не стало затягивать в подушку.
«Как же мне до вас достучаться-то, люди» – видимо, эта мысль, мешавшая мне, пришла вместе с безумным полицейским на экране. Впрочем, и она вдруг стремительно умчалась прочь, как залетевшая в форточку оса. Я уснул…
Я вздрогнул и судорожно раскрыл глаза. Взгляд мой уперся во включенный телевизор, в котором сидел Дроздов и традиционно вкрадчивым голосом рассказывал про игуану, лежавшую у него на руках. Какого черта? Я точно помнил, что выключил ящик. Пощупав рукой вокруг себя в поисках пульта, я нашел его под подушкой. Наверное, повернулся неудачно и лег головой на пульт. Придурок. Весь сон себе сломал. Я подошел к телевизору и нажал кнопку на панели. Так, чтобы наверняка. Тем не менее, сон сломан. Я двигаю на кухню, закуриваю сигарету, лезу в холодильник за виски, параллельно думая о том, какой дурак поставил в вечернюю «сетку» программу «В мире животных». У нас что, все вдруг стали поклонниками рептилий? Или новостей больше не осталось, и решили сделать что-то типа «Спокойной ночи, чуваки!» с Дроздовым в роли няни?
Что делать, такие уж мы, медийщики, странные люди. Вместо того, чтобы думать, как уснуть, думаем, кто верстал эфир. Реально, при таком раскладе, последнее, о чем подумаешь, отходя в мир иной, сколько приедет камер на панихиду. Вопрос, «приедут ли вообще», не стоит, как вы понимаете. Такие уж мы тщеславные твари.
Я возвращаюсь в спальню, все еще думая о новой сетке вещания. Интересно, какой это канал? Я снова включаю ящик и сажусь на кровати. Дроздов продолжает наглаживать игуану, смотря на меня:
«…Для поведения игуан чрезвычайно характерно своеобразное покачивание головой сверху вниз, производимое обычно при каком-либо возбуждении, например во время схваток самцов друг с другом, при охране участка, встрече с врагом или при получении важной информации. Совсем как люди. Правда, Антон?»
