— Ты, как и я, клевый парень, я вижу! – и добавила: — Меня Юля зовут.
Рэй взглянула на тонкие длинные пальцы, протянутые к ней из серого рукава мужского полупальто, и почесала нос.
— Юля… А говоришь — парень… Ничего, если не заиграешься, все пойдет путем!
Кто-то снова усмехнулся.
— Да у меня все и так нормуль! — Юля убрала руку и присмотрелась к Рэй: — Уделанная, что ли, москвичка?…
— У тебя глаза красивые, почти как у нее. — Рэй посмотрела сквозь ту, что представилась Юлей.
— Как у кого? — спросила та.
Полная девушка, сидевшая на корточках, отбросила в снег дымящийся окурок и встала.
— Ну чего ты до нее домогаешься? Тебе же дали понять: ты не в их вкусе! Пошли домой!
Юля сняла очки и шагнула к Рэй вплотную:
—Как у кого? У кого «у нее»?
Полная схватила ее за руку:
— Пошли, говорю, обойдемся сегодня без танцев!
Юля выдернула руку, продолжая смотреть на Рэй.
— А я давно в Москве не была…
— Пойдем, говорю! — Подруга снова взяла Юлю за руку, и на этот раз вывернуться той было труднее.
Юля снова надела очки и, сжав губы, прошипела:
— У тебя кровать скрипучая, Диночка!
— А у тебя маман не догадывается, чем ты на моей скрипучей кровати занимаешься!
Рэй сплюнула и зашагала прочь. В метро захлопнулись такие пугающие москвичей чугунные ставни, и Рэй захотелось сжать голову ладонями, чтобы не слышать гула увозящего ее поезда. Под беспощадным неуютным светом друг напротив друга сидели в полудреме незнакомые ей люди.
Она совсем не думала об Алисе, о ее доме и о себе, отчего-то вспоминались немытые колбы под жужжащими лампами, малиновый халат милиционерши, ошалевшие глаза Пули, возвращающейся в родной город, барная стойка в «Перчатке», Адина забинтованная голова, плакатики на стенах в Кризисном центре —словом, мелькающие бессмысленные картинки, которыми заполняется жизнь между своими главными событиями. Рэй посмотрела на свои ноги, ступающие на тающий снег, — в белом оставались темные следы от ее ботинок; она оглянулась — темные следы засыпало новыми хлопьями снега…
«Что в том городе, что в этом — все одно, — думала Рэй, — нелепы мои следы…»
Она зашла на мост и посмотрела вниз; вода и лед — безразличный холод. В сущности, граница между жизнью смертью еще менее незаметна, чем чугунная ограда моста.
Можно не произносить последних слов, но, если такое право дается даже при казни, почему бы не использовать его? Рэй достала телефон: если села батарея или уже выключен за неуплату — значит, не судьба сказать эти слова… Батарея уже мигала, и голос в балансе сообщал о необходимости пополнения счета, но выключен телефон еще не был, и Рэй набила сообщение. Потом телефон брякнулся на льдинку и, отпрыгнув в воду, исчез.
Рэй не осталась в этом городе и не вернулась в другой, и больше у нее не было следов…
— Кирш! — Алиса вышла из душа, наматывая на голову полотенце: в доме было прохладно из-за стоящих на дворе морозов.
— Чего, Алис?— Кирш, не поднимая головы, ловко орудовала карандашом.
— Мне сегодня сон дурацкий приснился. Как ты думаешь, тебе Долинская мстить не будет, раз у вас такая война криминальная завязалась? Она хоть и попадет в тюрьму, но ненадолго, ты ж понимаешь, да и руки у нее длинные…
— Зачем ей это нужно? Она глупостей уже достаточно наделала… Алис, у тебя, кажется, эсэмэс!
Алиса кивнула Кирш и подбежала к подоконнику, на котором лежал телефон.
— Это от Рэй. — Алиса начала читать.
— Ну что? — Не дождавшись ответа, Кирш шумно отодвинула стул и, в один прыжок очутившись за Алисиной спиной, выхватила у нее телефон. — Да ты уже стерла!..
Кирш швырнула телефон на подоконник и презрительно отвернулась.
— Да она просто спросила, как дела…
— Ну-ну… — Кирш вернулась к столу и снова села за эскизы.
Алиса присела на подоконник, продолжая вытирать голову полотенцем. Забавная эта Рэй, подумала она… «Дорогая Алиса, жалко, что не застала тебя дома. Я тебя, кажется, даже точно любила»…
Алиса просыпалась намного раньше, чем Кирш, — привычка, выработанная рабочим режимом: будильник, всегда заведенный на семь тридцать, звонил теперь не на тумбочке у кровати, а в голове.
Она звонила бабушке раз в несколько дней (денег на телефоне оставалось мало). Закутавшись в тулуп и присев у крошечного окна на кухне, Алиса набрала питерский номер и тихо, чтобы не разбудить Кирш, спросила:
— Бабуль? Ты как?
— Спасибо, — сдержанно ответила Анна Михайловна, — К тебе приезжали гости, Лена, она мне очень помогла. Когда увидишь ее, поблагодари.
— Какая Лена? Рэй? Ясно, бабуль, Как ты себя чувствуешь? — Алисе показалось, что голос бабушки ослаб.
— Как и подобает переживающей бабушке, Алиса. И мне снился дурной сон.
Алиса вздохнула:
— Сколько себя помню, нам с тобой дурные сны почему-то синхронно снятся!
Алиса постаралась закончить разговор ласковой интонацией и, когда отложенный телефон вдруг заверещал на подоконнике, думала, что и бабушка решила сменить гнев на милость. Но номер определился незнакомый. Приятный женский голос сообщил, что его обладательница имела счастье и одновременно несчастье быть в прошлом подругой Кирш.
— Кирш рядом? Прошу вас, не произносите моего имени, скажите, что звонит ваша подруга из Питера! Пожалуйста, всеми правдами и неправдами сумейте выбраться сегодня на встречу со мной без Кирш, умоляю вас!
— Думаю, нам не стоит продолжать разговор. — Алиса ответила тихо, но решительно.
Звонившая энергично запротестовала, и объясняя, что, узнай Кирш о ее звонке, она обязательно захочет встретиться с ней.
— Почему вы так уверены? — спросила Алиса, немного обидевшись.
— Ах, это долгая история… — вздохнула женщина на том конце провода.
Незнакомка хотела вернуть Кирш через Алису денежный долг и несколько личных вещей старой подруги. Деньги были кстати, но не сказать об этом звонке Кирш Алиса не могла, о чем и сообщила собеседнице. Та не настаивала, но утомленно обронила:
— Дорогая моя, вы можете сказать ей о моем звонке, когда вернетесь с рандеву; мне, поверьте, все равно, но это в интересах ваших отношений — почему-то с годами я стала сентиментальна и забочусь о чужих союзах: мне сказали, что вы милая пара и Кирш повезло.
Алиса походила по дому в недоумении и, не в первый раз заглянув в комнату, где спала Кирш, наконец, закрыла туда дверь. В сумке Кирш было расписание электричек — ближайшая на Москву через полчаса. Если она поедет на ней, то прибудет к месту назначенной встречи на два часа раньше. «Но это лучше, — подумала она, — чем дожидаться пробуждения Кирш». Алиса взяла денег на билет до Москвы — это ничего, там, в Москве, уже деньги будут, потом присела к столу и, помусолив края блокнота, написала: «Бегу от тебя, моя любимая, чтобы скорее вернуться к тебе!» Алиса проверила, работает ли телефон Кирш, и решила, что пожелает ей доброго утра уже из электрички, спросит, чего вкусненького купить к чаю, и обязательно на обратном пути найдет какие-нибудь симпатичные занавески на кухню…
Белые поля проплывали мимо, домишки, осевшие под тяжестью собственных побеленных крыш… Какая скучная и однообразная, должно быть, жизнь у аборигенов этих придорожных деревушек, думала
