проводит с детьми успокаивающую беседу.
– Матери – те обязательно позвонят заранее. Хотя у вас нет мамы… А у нас даже есть гостевые комнаты, оснащенные необходимым медицинским оборудованием. Капельница, дефибриллятор… Я же все понимаю. Разорение, разводы, шантаж, вымогательство! А страдают дети.
– Ужас, – соглашался Вольдемар, про себя думая, зачем они-то с Филимоном сюда притащились?
Золушка
После того как старшие сестры устали дергать отца и требовать объяснений, Зойка отодвинула их и устроилась между коленей Филимона. Внимательно посмотрела в его смущенное жующее лицо и спросила:
– Пузыри будешь надувать?
– Чего?..
– Из жвачек. Не будешь? Тогда выплюнь. – Она подставила ладошку.
Филимон выплюнул себе в руку большой комок жвачки, а ее ладошку потом поцеловал. Зойка все-таки раскрыла его пальцы и забрала белый комок в салфетку.
– Еще прилепишь под креслом, с тебя станется.
– Мимо, – заметил на это Филимон. – Ничего такого пакостного у меня в мыслях не было. У меня в голове сейчас вообще нет мыслей.
– Хорошо, что ты приехал. Я соскучилась.
– Доча, завязывай ты с этой крестной. Первый раз такое – каникулы, а ты не дома. Маринка с Иринкой с утра до вечера изводили друг друга и так, и этак, а все равно до драк дело не доходило, вот как они без тебя скучают.
– Да уж…
Они помолчали. Старшие сестры увели Вольдемара от директрисы и расспрашивали, как там маленький Филя и когда же наконец будет свадьба отца и Дездемоны.
– Учеба, еда – нормально? – решил закругляться Филимон.
– Учеба в порядке. В июне экзамены, тогда точно…
Что-то в голове Виктора Филимоновича сработало на название месяца – июнь. Конец июня, смотрины, бараны, родственники, калым… Абакар.
– Все, пора, – встал он. – Ты звони, если что. Давай, Зойка, нос выше! Что пригорюнилась?
– Папка!.. Ты это… Не позволяй ему командовать. Нельзя.
Виктор Филимонович сразу понял, о ком говорит дочь.
– Я предлагал тебе отменить этот дурацкий договор о свадьбе, а ты сказала…
– Езжай, у тебя дела, – перебила его Зойка. – Через Петербург поедешь?
– Что? – испугался Виктор Филимонович. Он как раз подумал – если Горгона в Петербурге, можно и заехать, поговорить, чего ждать два месяца? Нет сил носить это в себе, или уж запить на хрен?..
– Пока, папка! Не пей много, печенку подсадишь.
Горгона
Она открыла дверь в бигуди, прикрытых косынкой, и с буро-зеленой физиономией. Объяснила опешившему Филимону, что это косметическая маска. Они стояли в коридоре, Филимон пытался говорить, но получалось только раскрывать рот и молча выдыхать напряжение. Тогда Марго провела его в комнату с задернутыми шторами, села в кресло и замерла, дожидаясь. Филимон сидел напротив, потел и молчал. Его раздражало, что не видно глаз женщины и сидит она неподвижно, как насекомое, – застыла, не шевельнется.
– У нас проблемы с Абакаром, – кое-как через силу выдавил Виктор Филимонович.
– Свои проблемы с Абакаром ты решишь сам, – уверенно произнесла Марго.
– Боюсь, самому не получится, – вздохнул Виктор Филимонович. – Это больше твои проблемы, чем…
– У меня нет проблем с узбеком, – не раздумывая, заявила Марго.
– Подожди, ты не понимаешь…
– Виктор Филимонович! – повысила голос Марго и встала. – Повторяю: у меня нет проблем с Абакаром. Заметил, мы опять перешли на «ты»?
В сумраке комнаты она стояла с непропорционально большой головой – инопланетянка и длинном халате, перетянутом в талии до осиной неестественности. Виктор Филимонович почувствовал себя чужеродным телом в этом помещении, напоминающем нору с душными запахами французской косметики.
– Оперу любите? – вдруг спросила Марго.
– С некоторых пор люто ненавижу.
– О?.. – воскликнула она удивленно. – А я иду сегодня в Мариинский на «Отелло». Странная вещь – опера. Все знают сюжет и что в конце случится. Но сидят в зале и довольны, потому что пришли для другого – почувствовать себя камертоном в чужих страданиях. Представьте, большая часть зрителей впадает в экстаз, дождавшись предсмертной партии Дездемоны. Вы меня понимаете?
– Нет.
– Я так и думала, – невозмутимо продолжала Марго. – Люди идут слушать прекрасные голоса и музыку, а глазами в это время отслеживают интригу, доведенную до смертоубийства. Никто не выскочит на сцену защитить Дездемону от мавра. Напротив – все только этого и ждут. Вы понимаете, что смешны сейчас, как человек, выскочивший на сцену, чтобы помешать мавру душить жену. И таким своим поведением только провалите спектакль. Понимаете?
Виктор Филимонович задумался. Окружающий его сумрак сгустился до почти физического осязания чужих тел – рядом. Они тут – призраки Марго, они и есть те зрители, что ждут заранее известного финала, а он – деревенский дурачок, впервые попавший в незнакомое место и мешающий намеченной концовке.
– Я понял, но не все, – сознался Виктор Филимонович и стал путано объяснять: – То ли вы знаете, что вас ожидает, и готовы на столь зверский финал, то ли вы уверены, что все будет не так ужасно, как я предполагаю, и потому сейчас надо мной насмехаетесь.
– Виктор Филимонович, голубчик! Я не насмехаюсь, я опаздываю на спектакль. Прекратите же наконец так серьезно относиться к будущему.
– Почему же, – не соглашался Виктор, – будущее можно…
– Да потому, что ничего не изменить! Читайте Евангелие, в конце концов, и живите сегодняшним днем. И убирайтесь уже отсюда, столько времени, а я не одета.
– Вы сами согласились на встречу! – возмутился Виктор Лушко, когда Марго стала выталкивать его из комнаты.
– Да, согласилась. По моему сценарию вы входите, я вам в дверях говорю одну-единственную фразу, вы тут же разворачиваетесь и уходите. Ну? На все это нужно не более минуты. Сама не понимаю, почему я с вами всегда вступаю в объяснения?
– Какую фразу? – спросил Виктор Лушко в проеме открытой входной двери, когда поймал свою куртку.
– У меня. Нет. Проблем. С Абакаром.
Дверь захлопнулась.
Отец
Золушка приехала на каникулы в имение позднее сестер. На торжественной церемонии вручения дипломов Виктор Филимонович почти прослезился, когда Зойка поднималась по ступенькам на сцену – небольшая девчушка с накрученными на уши косичками, серьезная и нелепая в своей детской серьезности.
– Вот, – протянула она потом отцу диплом. – Красный не потянула.
У Виктора Филимоновича не нашлось слов на такое заявление. Он молча разводил руками, надувал щеки и криво усмехался, пока не подошла директор колледжа и не попросила его в кабинет.
– Очень трудная девочка, очень! – почему-то шепотом сказала она, как только за ними закрылась дверь. – Не представляю, что вы будете теперь делать, как сможете с нею справиться?
– Ну, как… – скромно потупился Виктор Лушко. – Летом выдам замуж.
– В каком… смысле? – опешила директор.
