— хлеб, скотину, лошадей, сбрую…
— У меня, бабоньки, исподница плохонькая была, и ту утащили…
Запоздало вздыхали мужики:
— Это похлеще продразверстки. Там сдал в продком что положено, остальным пользуйся, а тут остатков не получается.
19 марта сводный кавполк выбил Попова из Хвалынска, а на следующий день сюда прибыл вновь сформированный кавдивизион ВНУС.
В городах весна приходит раньше. По улицам Хвалынска бежали шумливые ручьи, задорно, по- весеннему, чирикали воробьи на заборах, по лужам степенно расхаживали вороны.
Картины пробуждающейся природы напомнили Щеглову детство. Так же шумели ручьи, так же каркали вороны и ссорились воробьи, когда Васька Щегол (уличное прозвище) с ватагой таких же, как он, вихрастых мальчишек пускал по ручьям кораблики. Далекая, счастливая, безмятежная пора!
Задумавшись, Щеглов не заметил, как к нему подошел, опираясь на палку, человек и тоном старого служаки отрапортовал:
— Честь имею явиться!
От неожиданности Щеглов вздрогнул, поднял голову и обрадовался:
— Костя! Дорогой мой! Жив, здоров? Как ноги?
— Полный порядок!
— Может быть, еще надо полечиться?
— Хватит! — энергично мотнул головой Кондрашев. — На лошади я сидеть могу, а пешим бегать мне без надобности. Не слышно, когда выступаем?
— Приказа не было, и ночевать во всяком случае будем в Хвалынске. Пойдем ко мне на квартиру!
Вечером пришел Тополев, и под треск горящих поленьев в железной печке-буржуйке потекла неторопливая беседа друзей.
Рассказав о своих злоключениях, о том, что испытал, сидя в погребе, Костя неожиданно воскликнул:
— В конце концов, что же получается? А? Попов, значит, воюет за то, чтобы у мужиков не брать хлеба, вроде защищает их, а сам что делает? Ведь там, где он прошел, чисто, хоть шаром покати. Те же, скажем, рахмановские мужики разоряют марьевских, а марьевские других каких, и все остаются нищими, голодными. Какой же им прок от этого восстания? Что думает Попов?
Щеглов улыбнулся, — он давно не слушал прямолинейных и подчас наивных, рассуждений своего взводного.
— Какой мудрец тебе сказал, что поповцы — защитники крестьян? — насмешливо произнес Щеглов. — Они же самые настоящие контры, и на крестьян им плевать. Крестьянские руки им нужны, чтобы воевать, свергнуть Советскую власть, а потом они — будь спокоен! — крепко сядут на мужицкую шею.
— Но они же не белые!
— Хуже белых. Белые прямо говорили: поставим царя, и точка. А эти хитрят, прикидываются — Советы без коммунистов, свободная торговля. А что это значит? Свободно торговать будут кулаки и капиталисты, они и править будут. Судите сами! В Омском «правительстве» при Колчаке сидели эсеры, меньшевики. В… Архангельске такая же контра помогала английским интервентам. В Кронштадте матросы и красноармейцы поддались на удочку, — арестовали комиссаров, создали Советы без коммунистов, объявили свободную торговлю. Что получилось? Не успели опомниться, как всем стали распоряжаться белогвардейские генералы, буржуи. Вот вам и Советы без коммунистов!
Щеглов достал табак и долго вертел цигарку, а потом, закурив, продолжил:
— Понятно, что мужику хочется «и не нашим, и не вашим»: и помещиков чтобы не было, и государству хлеба не давать, но при настоящей разрухе этой середины быть не может — или капиталистическое ярмо одевай, или вместе с рабочим классом терпи нужду, борись с разрухой и голодом и сумей одолеть их.
Наступило молчание.
— Выходит, что Попов для белых старается? — переспросил Костя.
— Как дважды два четыре.
— В Духовницком два амбара полны замученными, своими глазами видел, — как будто без связи с предыдущим заметил Кондрашев, но Щеглов и Тополев поняли его.
— Как ни бесится, ни зверствует, дело проигранное, потому что неправое оно, — подытожил командир эскадрона разговор.
С 8 по 16 марта в Москве проходил X съезд Российской Коммунистической партии большевиков. С трибуны съезда на весь мир прозвучали полные великой правды ленинские слова:
«…взятие с крестьянских хозяйств излишков означало такую меру, которая в силу военных обстоятельств была нам навязана с абсолютной необходимостью, но которая сколько-нибудь мирным условиям существования крестьянского хозяйства не отвечает. Ему нужна уверенность, что он столько-то отдает, а столько-то может употреблять для своего местного оборота», — говорил Владимир Ильич в отчете о политической деятельности ЦК РКП (б). А в речи перед закрытием съезда он еще раз подчеркнул:
«…исключительную важность имеет решение нашего съезда по вопросу об отношении к крестьянству. Мы здесь самым трезвым образом учитываем отношение между классами и не боимся признать открыто, что имеем дело с задачей труднейшей, с задачей правильного установления отношений пролетариата к преобладающему крестьянству при условии, что нормальных отношений мы сейчас достигнуть не можем. Нормальные отношения таковы, и только таковы, чтобы пролетариат держал в своих руках крупную промышленность, с ее продуктами, и не только полностью удовлетворял крестьянство, но, давая ему средства к жизни, так бы облегчил его положение, чтобы разница по сравнению со строем капиталистическим была бы очевидна и ощутительна. Это и только это создаст базу нормального социалистического общества. Мы не можем сейчас этого сделать — настолько придавили нас разорение, нужда, обнищание и отчаяние. Но, чтобы легче это проклятое наследие изжить, мы, несмотря на установившиеся за время отчаянно-тяжелой войны отношения, реагируем на них определенным образом. Мы не будем скрывать, что крестьянство имеет глубочайшее основание к недовольству. Мы пойдем на более обстоятельные объяснения и скажем, что мы сделаем все, что в наших силах, чтобы это положение уничтожить, чтобы больше считаться с условиями жизни мелкого хозяина.
Всё, что нужно, чтобы жизнь этого хозяина облегчить, чтобы больше дать мелкому земледельцу, чтобы дать условия для более прочного хозяйничания, мы должны сделать».
Резолюции X партсъезда вызвали различные отклики во всем мире. У друзей они укрепили веру в победу социализма, на многие годы вперед осветили пути дальнейшей борьбы. В среде врагов они вызвали смятение. Буржуазная печать разразилась небывалой кампанией клеветы и провокационных измышлений. Английские газеты сообщали, что в Петрограде и в Москве восстания, эти и другие города захвачены мятежниками, над Кремлем развевается белый флаг, а Ленин и правительство бежали в Крым. Французская пресса кричала о многочисленных восстаниях по всей стране, о том, что Буденный со своей кавалерией под Орлом перешел на сторону мятежников и так далее и тому подобное. Понимая, что решения съезда выбивают почву из-под ног контрреволюции, лишают бандитизм экономической базы, буржуазия неистовствовала в бессильной злобе.
Из донесения № 24: «…в последнее время среди бандитов наблюдается дезертирство. Многие из них возвращаются на левобережье с тем, чтобы в своем селе принести повинную. Среди главарей банды разноголосица: одни считают, что переход на правый берег Волги — ошибка и что следует идти назад в Заволжье, другие настаивают на соединении с Антоновым и видят в этом единственный путь к спасению. Начавшаяся распутица сильно затрудняет передвижение. У большинства рядовых бандитов настроение упадочное. Беглец».
