физическую форму, чтобы мы преодолевали смерть и продолжали борьбу.
— А как же корабль, как ты до него добрался? — нетерпеливо спросил Борей.
— Я считал дни и одновременно брел, всегда на восток, всегда навстречу утреннему солнцу, — Астелян продолжал свой рассказ размерено, радуясь разочарованию капеллана. — Ночью я охотился, чтобы поесть, как раз в это время многие существа вылезали из нор и логовищ. Двести сорок два дня и ночи продолжался свой путь, прежде чем удалось найти кое-какие признаки присутствия разумных существ. Все это время я пытался разобраться в случившемся, заново переживая битву, стараясь собрать воедино и осмыслить последние минуты сражения на Калибане. И по сей день я не могу сказать, что нашёл ответы.
— Что произошло после двухсот сорока двух дней? — в голосе Борея не было гнева, лишь на короткий миг проявилось раздражение.
— Я увидел свет в ночном небе, — сказал Астелян, улыбнувшись при этом воспоминании. — Поначалу показалось, будто это комета или метеор, но, пока я приглядывался, он описал в ночном небе круг и исчез. Потом, как я и надеялся, он вернулся, и тогда стало понятно, это не метеор, а корабль или какой-то летательный аппарат. В этот миг я не подумал, друг в нём находился или враг, просто принял корабль за знак, который указывает направление. Так я продолжал двигаться на север, на четвертый день снова увидел корабль и поспешил прямо ему вслед, а всего шел двенадцать дней.
— Ты отыскал место посадки корабля?
— Как и прочие существа в этом заброшенном мире, люди предпочитали жить под поверхностью, вырубая себе убежища в скалах, — объяснил Астелян. — Я увидел бронированные ворота, устроенные на склоне большого холма, и большое пространство, освещенное сотнями посадочных огней, на его вершине. Я так долго видел лишь солнечный и звездный свет, что красные и желтые огни на горизонте показались мне восхитительными. Я удвоил усилия и пересек каменистую равнину, чтобы поскорее достичь сияния цивилизации.
— И что тогда? Что ты там нашел? Где это место? — Борей сыпал вопросами так поспешно, будто стрелял из болтера.
— Когда я был близок к концу моего путешествия, сомнения внезапно охватили меня, — сказал Астелян лениво, наслаждаясь недовольством Борея. — Империум раздирала война, развязанная Хорусом. Владения Императора были разделены, я не знал, на чьей стороне находятся жители подземного города, не заметил никаких признаков войны, и провел день, наблюдая, отыскивая какой-нибудь символ лояльности, но не было ничего.
— Ересь Хоруса закончилась. Прошло много времени с тех пор, как Император одержал победу, — наставительно сказал Борей.
— Я понятия не имел, сколько времени прошло, у меня не было способа узнать, сколько веков я пропустил, и как вообще такое могло случиться, — ответил Астелян, открывая глаза и глядя на Борея. — В конце концов я дерзнул войти, посчитав, что риск смерти от рук предателей все же лучше чем верная гибель, до которой пустошь в итоге довела бы даже меня. В ближайших воротах я представился как воин Темных Ангелов. Никогда не приходилось видеть такого изумления, какое появилось на лице человека при моем появлении. Однако он не пытался напасть, и я понял, что опасения были напрасны. Ошеломлённый охранник провел меня внутрь и вызвал своё начальство.
Астелян усмехнулся, вспоминая, какое облегчение он испытал, оказавшись принятым в подземное поселение, потрескавшиеся губы снова закровоточили. До этого момента он не вполне осознавал, каким потерянным был тогда, до какой степени бурные события прошлого сбили его с толку.
— Они созвали правящий совет, — продолжил он. — Я мало что мог сказать, потому что сам не знал, куда попал. Священники объявили это чудом, заявив, что меня направил к ним сам Император. Однако, на каждый их вопрос, у меня находилось ещё больше встречных вопросов. Что слышно о ереси? Где я, как могу вернуться к своим собратьям? Я многому научился на том, первом собрании. К моему ужасу, они сообщили мне, что пролетело целых девять тысяч лет. Это было невообразимо, чудовищно много для понимания. Я онемел в потрясении, пытаясь усвоить эти сведения.
— Однако, в конечном счёте, ты пришёл к пониманию случившегося? — спросил Борей.
— Не вполне, — признался Астелян. — Это выходило за пределы моего воображения и было уму непостижимо. Я отдыхал в отведенной мне комнате, пытался разгадать эту загадку, но не мог мыслить рационально и не находил ответов. Рационального объяснения пережитому не было, вместо этого я по возможности постарался доискаться, что же произошло за время моего необыкновенного отсутствия. Я начал с самого банального и изучил то новое место, в котором очутился. Это была горняцкая колония в мире, который назвался Скаппе Дельве. У них было мало точных звездных карт, но, к собственному ужасу, я сумел выяснить, что нахожусь в двенадцати сотнях световых лет от Калибана. Вдобавок ко всему прочему по мне ударили страх и одиночество, мир, который стал мне домом, оказался слишком удаленным, но я принял этот ужасный факт, потому что прочие откровения оказались ещё более странными.
— Итак, ты узнал, что случилось из-за твоего восстания против Льва и войны на Калибане, — голос Борея теперь звучал ровнее. Видимо, он решил, что можно позволить Астеляну рассказать историю в выбранной им самим манере.
— В наше время факты трудно отличить от слухов и сфабрикованных версий, — вздохнул Астелян, — Почти десять тысяч лет затмили события времен Ереси, и хроники Скаппе Дельве не были пространными. Но я застал время, когда Император ещё ходил среди нас, поэтому мог просеять легенды и получить зерна истины. Хроники рассказывали о том, как Хорус ударил по Терре, и сражение бушевало внутри императорского дворца. Воитель спустил с привязи кровожадных Пожирателей Миров, а Имперские Кулаки обороняли укрепления от их беспощадных атак. Но конец… конец был таким сбивчивым, таким невразумительным. Все, что я мог извлечь оттуда, оказалось историей о победе Императора, его личной победе над Хорусом в поединке, и о великих ранах, которыми был оплачен этот триумф. Именно на этой части истории, очевидно, сказалось влияние Министорума. Записи сообщали о поднявшемся до божественности Императоре на золотом троне, и о великолепии Императора, которое распространилось по всей галактике будто свет маяка.
— Причудливо, конечно, но, по сути, правдиво, — подтвердил Борей. — Мало кто по-настоящему понимает, что происходило в те трудные времена, даже я, член внутреннего круга Темных Ангелов, знаю только часть правды.
— Это неудивительно, если человека учили ненавидеть знание, чтить старые мощи превыше жизни и надежд на будущее, да ещё и смешивать мифы с реальностью.
Астеляна поражало, насколько Империум изменился после ухода Императора — человека, посвятившего себя познанию, разуму, преодолению предрассудков и невежества эры раздора.
— Познания самого Императора были велики. Именно это позволило ему создать нас, он имел представление о страшных опасностях, которые подстерегают человечество, и предвидел решение. Вы, родившиеся и выросшие в теперешние непросвещенные времена, те, которые стали космодесантниками и боролись целиком в пределах известного вам Империума, не в состоянии понять мою точку зрения. Ваши виды на будущее извращены, потому что вы взираете на них поверхностно. Даже ваши хроники менялись на протяжении тысячелетий, их переосмысливали, подвергали цензуре, переписывали, и теперь они стоят не больше, чем детские сказки на ночь.
— Итак, ты, наделенный мудростью человек из прошлого, утверждаешь, будто знаешь путь в будущее? — презрение снова прозвучало в голосе Борея, его лицо исказила насмешливая гримаса. — Я уже слышал про эту твою манию, и высокомерия ней не убавилось с тех пор, как ты реализовал свои взгляды и устроил тиранию на Тарсисе.
— Эта точка зрения не имеет ничего общего с Тарсисом, её рамки гораздо шире, — возразил Астелян. — Все произошло ещё до ереси Хоруса, изменения начались с приходом примархов.
— До этого у нас дело ещё дойдет. Сначала расскажи о времени, проведенном тобой на Скаппе Дельве.
— Поначалу у меня в уме не укладывалось, как сильно изменилась галактика, потому что сам-то я остался прежним во всех отношениях, — сказал Астелян, с трудом подбирая слова, чтобы выразить свои чувства. Как он мог объяснить, что это значит, обнаружить, что галактика сама собой вдруг постарела на десять тысяч лет?