Она глубоко вздохнула, когда он вышел, затем удовлетворенно застонала, когда Годрик снова начал вводить в нее свою плоть. Она наслаждалась его потребностью обладать ею. На сей раз его любовь была жесткой, быстрой, почти грубой, но Мейриона понимала, что только так он может выплеснуть скопившийся гнев.
Она сжала ноги, стараясь показать своим телом, как сильно хочет принадлежать ему, как сильно его любит и как виновата перед ним.
Судороги экстаза сотрясли мощное тело Годрика, потом его тело замерло, и он пристально посмотрел на нее.
Когда он резко оставил ее и отодвинулся, Мейриона покорно вздохнула.
– Годрик, мне нужно… – Ее щеки зарделись.
– Я знаю.
Она потянула веревку. Как досадно, что ей не удалось к нему прикоснуться!
– Мейриона. – Годрик провел пальцем по ее телу, от шеи до распухших интимных губ, и это прикосновение обожгло ее и без того разгоряченную кожу.
Она извивалась, пытаясь освободиться от веревок. Когда Годрик укрывал ее своим телом, ей было жарко, но сейчас холод стал пощипывать самые чувствительные места.
– Годрик? Зачем ты так?
Ледяная мрачность проступила в его взгляде.
– Возможно, ты лживая маленькая лисица, но твое тело принадлежит мне.
– Милорд?
Его губы превратились в холодную, жесткую линию.
– Я велел тебе не называть меня так. Мейриона задрожала:
– Годрик, пожалуйста!
– Я всего лишь беру то, что мне следовало взять много лет назад.
Горячие, жгучие слезы подступили к ее глазам. Ну как же он не может понять?
– Всем сердцем клянусь тебе, я не лгу. – Мейриона посмотрела на кольцо, лежащее на тюфяке. – Пожалуйста, возьми его.
Не отвечая, он натянул штаны и, разгладив их на бедрах, словно смахнув прикосновение ее рук, вышел из шатра.
Два часа спустя Годрик разрезал ее путы, затем швырнул ей нижнюю рубашку и простое коричневое платье с тонким пояском.
– Одевайтесь, графиня.
– Милорд?
– Замолчи, или я снова свяжу тебя.
Ее обдало холодом. Как же ей убедить его в своей искренности? Она надеялась, что, как только его гнев уляжется, благоразумие вернется к нему, поэтому молча оделась, решив в самое ближайшее время доказать, что она верит ему и… хочет его.
Схватив отцовский перстень, Мейриона опустила его за пазуху.
Несколько минут спустя она уже сидела на коне, и Годрик сзади крепкой, мускулистой рукой обхватывал ее талию.
Когда первые розовые сполохи окрасили утреннее небо, настроение Годрика стало еще более мрачным. Его войско уже подошло к стенам Уайтстоуна, и Мейриону все больше охватывало чувство тревоги.
Замок, высокий и внушительный, возвышался перед ними. Он стал казаться ей еще выше, когда Годрик подвел своих людей по склону горы к массивным деревянным воротам.
Лучники шли впереди, за ними шли латники, и замыкали колонну грозные рыцари. Пока был жив Айуэрт, Уайтстоун представлял собой довольно сильную крепость. Теперь без его руководства замок не продержится и дня. Годрик слишком хорошо вооружен, его люди обучены и подготовлены к бою. Мейриона молилась лишь о том, чтобы стычка была недолгой и сдача последовала как можно скорее, – только так можно было предотвратить напрасные потери.
Словно читая ее мысли, Годрик медленно достал из-за голенища сапога кинжал.
– Прислонись ко мне.
Она повиновалась, сердце ее бешено колотилось. Холодная сталь кинжала коснулась ее горла.
– Не двигайся, – приказал он.
Раздались звуки множества труб, возвещавшие о прибытии войска под стены Уайтстоуна, и внимание Годрика переключилось на каменные стены и закрытые ворота. В бойницах замелькали головы защитников замка, похожие на маленькие черные точки.
– Откройте ворота! – Сильный голос Годрика прорезал утренний воздух. Мейрионе вспомнились слова Байрона: «Миледи, хозяин скорее отдаст собственную жизнь, чем причинит вред кому-нибудь из своих». «Пожалуйста, пожалуйста, – молила она, – пусть они покорятся без боя!»
Откинув голову назад, Мейриона позволила кинжалу вплотную приблизиться к своей обнаженной шее.
