город перестали завозить продукты. К тому же ударили морозы, самолеты летали нерегулярно, и каждую командировку ждали, как манны небесной, в прямом смысле слова. Моя мама каждый день стояла у плиты и варила луковый суп – лук лежал в подъезде в огромном мешке, который купили «на всех». Почему мама? Потому что только она могла сварить суп из ничего, и притом вкусный. Только она знала рецепт лукового супа и могла адаптировать его к реальной действительности. Первое время мама заговаривала нам, детям, зубы – рассказывала про то, что луковый суп едят французы, что от него все становятся красивыми и богатыми. Она сушила на противне к супу греночки-квадратики, разливала его по чашкам, а не по тарелкам и говорила без умолку. Но через неделю от лукового супа нас уже воротило. Только Ася доедала свою порцию до последней капельки. Но добавки не просила.
Тогда-то и случился тот памятный день. Мама, уговорив свое начальство, руководство аэродрома и летчиков, на вертолете отправилась в соседний город и вернулась с четырьмя пакетами замороженной вишни. И все. Она сдирала с кожей примерзшие варежки, плакала и ходила с грелкой между ног – цистит. Ее рвало от таблеток, качало от голода и бессилия.
Тогда-то тетя Алла и налепила вареников с вишней. На вареники ушел весь запах сахара всего подъезда. Тетя Наташа не хотела отдавать.
– Не дам. Я хоть шарлотку детям испеку, – говорила она.
– Что-то я яблони под окнами не вижу, – мрачно отвечала ей тетя Алла.
Тогда взрослые решили, что детей нужно накормить «вкусненьким». И плевать на то, как жить дальше. Этой позиции держались тетя Алла и моя мама. Тетя Наташа, Юля и еще несколько соседок считали, что нужно экономить. Взрослые собрались на кухне у тети Аллы и решали, как жить дальше. В результате все закончилось скандалом и взаимными обвинениями.
– Так, все закрыли рты! – вдруг рявкнула тетя Алла. – Все несут Ольге у кого что есть. Нычки найду и накажу. Перетряхну весь дом. Вы меня знаете.
С тетей Аллой спорить никто не решился. Пока она устраивала шмон в квартирах соседок, мама делала тесто. Потом они сели на кухне и налепили вареников. Утром нас, детей, собрали и накормили до отвала.
На самом деле мы уже все понимали. И, как Ася, собирались вареники украсть и оставить про запас.
– Или вы сейчас все съедите, или я не знаю, что сделаю, – сказала тетя Алла.
Они с мамой стояли вокруг нас, посыпали вареники сахаром и подкладывали добавки. Они улыбались, но как-то странно, как сумасшедшие. На самом деле они в тот момент и были такими – чокнутыми женщинами, которые хотели накормить детей. И пусть сами еле держались на ногах, больные, в мокрых трусах от непроходящего цистита, с гайморитом, отмороженными руками, негнущимися пальцами, недосыпом и чудовищным, пожирающим нутро страхом за будущее, детей они хотели накормить. Это была их миссия. Самое важное дело в жизни.
– Мам, а завтра мы что будем есть? – спросил Гришка.
– Завтра и разберемся. Жри давай, – ответила тетя Алла.
Так я узнала вкус вареников с вишней. И когда мне совсем плохо, я леплю именно их.
Спустя много лет я осталась одна с четырьмя детьми. Младшая дочь, годовалая, все время плакала и просилась на ручки – резались зубы. Сын упал и разбил нос. Дочка друзей лежала с температурой, которая то падала, то снова поднималась, а самый старший очумел от ответственности. За окном лил стеной дождь. Моя кредитная карта была заморожена по необъяснимой причине. Наличных денег хватало на пачку молока, яйца и хлеб, за которыми я отправила старшего.
Дети всегда чувствуют, когда взрослые боятся или когда не знают, что делать. Мои дети плакали и требовали внимания. Мне было страшно. Почти до тошноты.
– Так, все дружно перестали плакать и пошли за вишней. Я вареников налеплю, – объявила я детям.
Сын, с заткнутой в нос ватой, прогнусавил:
– За какой вишней?
– За той, которая у соседей во дворе растет.
– А как мы за ней пойдем? – спросила дочь приятелей, очнувшись от температурного забытья.
– Перелезете через забор и наберете. Вот тарелка. – Я выдала им тару.
– Так дождь идет вообще-то, – сказал старший.
– Вишню лучше всего собирать в дождь, примета такая, – заявила я.
Дети нацепили куртки, взяли зонтики и полезли через забор. Они не хотели, но я каждого подпихнула под попу и перевалила на другую сторону. Маленькая дочь стояла и смотрела, как на нее падают капли дождя, отвлеклась и не рыдала.
Дети послушно обрывали вишню. Соседи смотрели на них в окно, но так и не вышли, не прогнали. Наверное, решили, что я сошла с ума, и решили не связываться. Из дома выскочила собака и подняла лай, но быстро начала дрыгать лапами и вернулась – дождь превратился в тропический ливень. Дети передали мне через забор тарелку и кое-как перелезли назад.
Я налепила вареников, сварила целую кастрюлю и усадила их есть. Они сидели и смотрели на огромное блюдо.
– Мам, а что мы будем есть завтра? – спросил сын.
– Завтра разберемся, – ответила я. – Быстро ешьте, пока не остыли.
Они слопали все. Я даже не попробовала. Малышка наконец уснула. Дочь приятелей тоже – температура спала.
– Мам, а почему ты раньше такие вкусные вареники не лепила? – спросил сын.
– Повода не было, – ответила я.
Карту, усилиями банка и мужа, который остался в Москве, разблокировали. Дочка приятелей после сна встала совершенно здоровая. А у малышки прорезался зуб. Я жевала горбушку хлеба и плакала от счастья – все позади, все закончилось, дети сыты и здоровы.
Тогда, на Севере, тоже мистическим образом все уладилось. Снежная буря улеглась, и дали рейс. Мама полетела и вернулась с коробками – мясом, курицей, рыбой. Все кинулись варить, печь, запекать. Нас, детей, кормили шесть раз в день.
– А вареников больше не будет? – спросил вдруг Гришка, высказав общую мысль.
Взрослые смотрели на нас и чуть не плакали. Они уже рассовали по холодильникам запасы мяса и дефицитной курицы. Составили график, кто, когда и что готовит, чтобы продуктов хватило. И были счастливы, что дети накормлены мясом, а не луком.
– Теть Оль, а вы еще сварите нам луковый суп? – спросил Гришка.
Мама развела руками.
Совсем недавно я предложила детям сходить в ресторан.
– Мам, а налепи вареников. Мы слазаем к соседям за вишней, – сказал сын.
Живая вода
А потом мама решила уехать. У нее кончились силы бороться за жизнь, выживать. Я, с отмороженными руками и перспективой никогда не иметь детей, ругалась матом, цитировала Уголовный кодекс, не училась и для красоты посыпала волосы серебрянкой, которой красили батареи. Мама решила, что меня надо спасать, пока не поздно. Мне кажется, здоровье было не главным аргументом для возвращения на Большую землю. Просто у нас в школе сразу две девочки, ученицы десятого класса, ходили почти лысые, беззубые от нехватки витаминов и к тому же беременные. Пьяные будущие отцы были подопечными тети Аллы и уже стали «авторитетами» в детской комнате милиции. Мне кажется, мама просто испугалась. Или причина была не в этих девочках с худыми ногами и огромными вздувшимися животами, а в тете Наташе.
Она, наша самая любимая соседка, вдруг изменилась. Или не вдруг. Но никто не помнил, когда это произошло, в какой момент тетю Наташу подменили.
Там, на Севере, не было верующих. Там не верили ни в бога, ни в черта. Это был город циников, атеистов, шизофреников и параноиков. Туда сбегали с Большой земли. У каждого была своя причина. Мою учительницу по хору на Большой земле должны были положить в психушку, а здесь психушки не было, до ближайшей – три часа лету. И она вела хор и пела песни. Тетя Алла верила в советское правосудие. Мама
