Семейная кухня (сборник)

свадьбу, квартиру (ничего из этого не получилось), а Петр Иванович проживал каждый день как последний. Много тратил на продукты, напитки, одежду, которую шил на заказ у портнихи.

Там же, на Севере, задолго до того, как Петр Иванович вытащил маму из Москвы, случилось то, чего он совсем не ждал. Он встретил свой идеал красоты – Катечку. Петру Ивановичу всегда нравились высокие, стройные блондинки. Ему казалось, что именно такой была его мать, которую он никогда в жизни не видел, но придумал себе красивой, высокой, статной, светловолосой и голубоглазой. Катечка работала секретаршей, была невероятной красоты и такой же невероятной глупости, но исполнительная до крайней степени. Катечка все всегда записывала, хлопала глазами и удерживала потенциального клиента в приемной одним своим пустым, прекрасным взглядом. Петр Иванович влюбился в эту пугающую пустоту сразу и в каком-то сумасшедшем приступе, в истерике сразу сделал ей предложение. Когда Катечка ответила «да», Петр Иванович даже решил, что ослышался и повторил вопрос. Катечка кротко кивнула, как кивала, когда ей давали слишком сложные поручения. Через месяц сыграли свадьбу.

Петр Иванович лично готовил стол – самый роскошный свадебный стол, который когда-либо видел тот город. Он вложил в блюда всю свою любовь, страсть и оторопь. Все смешанные чувства, которые питал к Катечке. Все страхи и боль, которые предвидел в будущем. Салаты в виде корзинок, нарезанные цветами фрукты, заливное с фигурными розочками-морковками… Чего там только не было. Свадебный торт Петр Иванович тоже испек сам – трехъярусный, огромный, с цветами, кажущимися живыми. Катечка, невероятно красивая, смотрела на роскошный стол и тупо улыбалась от счастья. Она просидела за столом весь вечер голодная, боясь притронуться к такой красоте и потревожить узор на тарелке. Для себя и жены Петр Иванович положил белые салфетки в кольцах, и Катечка таращилась на салфетку, не понимая, что с ней делать.

– Нам нельзя иметь детей, – сказал Петр Иванович жене в первую брачную ночь.

– Почему? – удивилась Катечка.

– Потому что у меня генетическое заболевание. Оно передается по наследству.

– Всегда?

– Почти всегда.

– Ну и что? Детки нужны, – сказала Катечка.

Петр Иванович тогда заплакал. Он решил, что эта прекрасная девушка его так любит, что ей не страшны ни уродства, ни тяготы – ничего. Ему и в голову не пришло, что Катечка не знает, что означает слово «генетическое», и не очень понимает, что именно передается по наследству. Но она точно знала: если вышла замуж, то детки должны быть.

Через девять месяцев Катечка родила дочь. Каждый день беременности жены Петр Иванович просил Бога только об одном – чтобы дочка родилась здоровой. Бог его не услышал. Девочка родилась – копия папа. С генетическим сбоем. Когда девочке, Леночке, не было и года, Петр Иванович заметил, что жена опять беременна. Та подтвердила.

– Почему ты мне не сказала? – спросил Петр Иванович.

– А что говорить-то? – удивилась Катечка.

Больше Петр Иванович Бога ни о чем не просил. Вторая девочка, Светочка, тоже родилась больной.

У Петра Ивановича все было – красавица жена, о которой он и мечтать не смел, деньги, работа. Все, чего он желал в самых заветных мечтах. Только про деток не загадывал. А знал бы, отдал все, лишь бы не видеть своих маленьких дочек – маленьких уродцев, с большими головками, до тошноты похожих на него. Он не мог понять, почему природа и мифический всепрощающий, всесильный и милосердный Бог не сжалились над малютками, не дали им роста и здоровья жены. Почему они не пошли в бабушек и дедушек, которых Петр Иванович никогда не видел. Почему? А главное, за что им-то такое, этим ангелам?

Девочки росли, ходили в садик и школу. Бойко бегали на своих крошечных кривоватых ножках, плели венки маленькими, недоразвитыми ручками и склоняли свои большие, несоразмерные головы над учебниками. Им достались математические способности отца.

Они не очень любили мать, удивляясь ее непроходимой глупости, и обожали отца. Ценили юмор, слово, игру цифр и играли друг с другом в шахматы. Они стояли у плиты на маленьких скамеечках и смотрели, как отец готовит соус или взбивает тесто. Они разбирались в хорошей кухне, ценили ее и с раннего возраста умело обращались с приборами.

Однажды Петр Иванович, положив деньги в портфель, повез девочек в Москву, к лучшим специалистам. Но там развели руками. Единственное, чего не смог купить Петр Иванович, было здоровье дочек. А остальное стало ему безразлично. Он не понимал, зачем он работает, зачем ему все это?

Но девочки были веселыми, жизнерадостными и, казалось, совершенно не замечали своего уродства. Им было хорошо в нашем городке. Петра Ивановича уважали, девочек искренне любили. Они ходили в школу и были первыми ученицами – выигрывали все олимпиады и конкурсы. Младшая, Светочка, занималась музыкой. Петр Иванович заказал для нее специальные табуретки – домой и в школу, – на которые она проворно вскарабкивалась. А если попадала в класс с обычным стулом, то наваливала ноты грудой и садилась сверху. До педалей она дотянуться не могла, и учительница подбирала ей репертуар, где педаль была не так нужна.

У Светочки были сильные руки. Короткие пальчики летали по клавишам. Она играла не руками, а всем телом, отдавая эмоции, силу, чувства. Если бы не уродство, не позволявшее ей развиться технически, не дававшее расширить репертуар, она была бы великой пианисткой – так все говорили.

А у старшей, Леночки, были исключительные математические способности. Она щелкала задачки, как орешки, и уже скоро стало понятно, что в школе ей скучно. Петр Иванович нашел для дочери репетитора, который ездил из соседнего города раз в неделю. Репетитор стоил дорого, но Петр Иванович мог себе это позволить.

На некоторое время он успокоился, смирился и даже начал тихо радоваться. Все было не так уж и плохо. Катечка убирала, стирала и гладила. Лишенная возможности проявить себя на кухне, нашла себя в глажке. Она гладила все, что видела: носки, платки, манжеты. Полочки в шкафу у нее были в идеальном порядке. Полотенца сложены ровненькой стопочкой по цветам и размерам. Платья девочек висели на отдельных плечиках и скрипели от чистоты и наутюженности. Рубашки Петра Ивановича не имели ни единого залома, ни случайной складочки.

Петр Иванович в те годы был почти счастлив. Любимая работа, востребованность, хорошие друзья и коллеги, девочки растут, как все. Он понимал, что в столице не смог бы обеспечить им такой жизни. Но только по ночам, неожиданно проснувшись, он спрашивал себя: надолго ли такое спокойствие?

Гром грянул, когда Леночка оканчивала школу и собиралась поступать в институт. В нашем городе института и в помине не было, и в соседнем тоже. Это означало, что девочку нужно отпускать в большой город, где она будет жить в общежитии.

– Может, не надо? Зачем? – недоумевала Катечка, которая с трудом окончила школу.

И впервые в жизни отец и мать выступили заодно – против отъезда дочери.

– У нее талант, – говорил репетитор, – ей нужно развиваться. Здесь она его похоронит.

– Пусть занимается математикой для души. На работу я ее устрою, – отвечал Петр Иванович.

– Вы же понимаете, что я ей уже ничего дать не могу. Ей нужно образование. Лучше в Москве, – убеждал репетитор.

– Это исключено, – отрезал Петр Иванович.

– Тогда пусть поступает в городе Н., там хорошая кафедра.

Город Н. находился в двух часах лета от нашего. В бытовом понимании – почти рядом с Москвой.

– Как я тебя туда отпущу? – спрашивал дочь Петр Иванович.

– А что со мной случится? – Она искренне не понимала, почему отец так беспокоится. – Все поступают, учатся, и ничего. Я здесь не останусь.

– Ты не все, – впервые в жизни в лицо сказал дочери Петр Иванович.

– Спасибо, я заметила, – взбрыкнула та, но тут же оттаяла: – Папуль, ну что я тут буду делать? Бумажки у тебя перебирать? Ты же выучился, и я смогу. Ничего со мной не случится.

Петр Иванович тогда сдался. И так и не смог себе этого простить. Считал себя виноватым. Не нужно было отпускать.