около окна, диван перед телевизором, журнальный столик… Гордая, чистая нищета. Нет, не нищета – сдержанность, граничащая с аскетизмом. Только папин кабинет – закуточек, отгороженный шкафом, был нашей с мамой гордостью. Даже не он, а папины книги, расставленные на самодельных роскошных разноярусных полках – подарок одного папиного пациента-краснодеревщика.

А еще мне стало обидно за папу и маму. Они, замечательные врачи, никогда и не мечтали жить в такой роскоши. А Аделаида – директриса школы, за что ей такое? Это была детская злоба, зависть и поиск справедливости, которой никогда не бывает в жизни.

Андрей поставил на стол чашки – фарфоровые, тонюсенькие, невероятно красивые.

– Не хочу, – сказала я.

Мне хотелось спросить, все ли директора школ живут в таких квартирах, но я не решалась. Андрей как будто прочитал мои мысли.

– Это ей от мужа досталось.

– Мужа? Она замужем? – меня начало подташнивать.

– Да. Муж живет с другой женщиной.

– Как это? – совершенно искренне не поняла я.

– Так.

– А почему они не развелись?

Андрей пожал плечами, как будто я спросила какую-то глупость.

– А ты не ревнуешь? – опять спросила я, вытаращив глаза.

– Нет, я вообще неревнивый.

Он опять сбегал на кухню. Сделал себе бутерброд с красной рыбой. Передо мной поставил конфетницу. Я смотрела, как он жует, и думала, что красную рыбу в последний раз ела, когда еще папа был жив. Тоже пациент «отблагодарил».

А Андрей спокойно жевал, так, будто рыба – это обычная колбаса.

– Хочешь? – спросил он с набитым ртом, поймав мой взгляд.

– Нет. – Я сглотнула слюну. – Кто играет на пианино?

– Никто, – ответил Андрей. – Ну чего ты такая напряженная? Может, вина?

– Нет.

Он пошел мыть посуду. Я не удержалась, хотя приказывала себе сидеть и не двигаться. Меня съедало любопытство – где они спят, какие стоят фотографии?

Спальня оказалась большой, бордовой и душной. На фотографиях была только Аделаида с плотоядным взглядом и красными губами. На туалетном столике стояла батарея кремов, духов и косметики. Я полоснула взглядом по кремам и внутренне позлорадствовала – от морщин.

Еще одна комната была очень странной. На шкафу сидели куклы – большие, красивые, в нарядных платьях. На стуле валялись вещи Андрея. На столе – явно ученическом – лежали его бумаги и книги. Но шкаф был с большим зеркалом и стеклянными полочками, явно покупался для девочки.

– Это твоя комната? – спросила я, успев подумать, что вопрос звучит очень странно. Как будто я пришла в гости к мальчику и боюсь, что его мама вернется раньше, чем обещала.

– Ну да.

– А почему здесь куклы?

– Здесь дочка Аделаиды жила.

Андрей выдавал информацию очень спокойно, обыденно, даже равнодушно. У меня же глаза ползли на лоб, и я даже усилием воли не могла их вернуть на место.

– Жила? – Я была удивлена.

– Да. Она с отцом осталась. Они так с Адкой решили, – ответил он.

– С кем? – очумело спросила я.

– Аделаидой.

– Ты ее зовешь Адой?

– Ну, это лучше, чем Ида.

– Дети ее зовут Анаконда, – сказала я.

– Знаю, – засмеялся Андрей, – она ужасно злится из-за этой клички.

– Мне кажется, ей подходит, – буркнула я.

– Шурик, ты же добрая, чего ты бурчишь?

Андрей взял меня за руку и начал подтаскивать к диванчику, явно оставшемуся от дочки, про которую никто в школе никогда не слышал.

– Нет, я не могу, – закричала я.

На мое счастье, зазвонил домашний телефон.

Андрей взял трубку.

– Да, нормально, нет, бутер себе сделал, да, пока, – говорил он несколько раздраженно, – ладно, помою… Пока.

В тот момент я почему-то встала на сторону Аделаиды. Он привел домой другую женщину и еще позволяет себе так разговаривать. Я бы начала сюсюкать, оправдываться, либезить…

Потом подумала, что я вообще-то не лучше Андрея. Зачем вообще сюда пришла?

– А ты сюда еще кого-нибудь приводил? Ты уже изменял Аделаиде? Вы с ней давно живете?

– Шурик, ты о чем-то не о том сейчас говоришь… – поморщился он. – Какая разница?

– Ответь мне, пожалуйста.

Он задумался. Я молчала. Видимо, он рассчитывал, что я забыла, о чем спрашивала.

– Да, у меня была женщина. Одна, – ответил он, из чего я заключила, что ее он тоже приводил к Аделаиде.

– Анаконда об этом знала? Догадывалась?

– Мне кажется, нет. Думаю, что нет.

Я покрепче сжала сумку, которую так и не выпустила из рук, и пошла к двери. Андрей не стал меня провожать, и всю дорогу до дома я хлюпала, вытирая слезы.

В понедельник в школе он вел себя как обычно. И Аделаида была такая же, как всегда. Только я стала другая – смотрела на нее и непроизвольно сжимала ладонями голову, которая трещала, раскалываясь от мыслей, которые скакали, мешали, налезали друг на друга. Я ведь видела, в каких тапочках она ходит дома, какого цвета у нее халат. Я, наконец, знала, что у нее есть дочь, о которой она ни разу не заикнулась, словно ее и не было. Я прятала глаза и не могла заставить себя посмотреть на директрису даже тогда, когда она ко мне обращалась. А еще я подумала, что дети – очень мудрые и остроумные создания. Аделаида была Анакондой. Ей подходило ее холодное, шуршащее, смертельное прозвище.

А когда она уволила Галину Викторовну, математичку, которая вечно жаловалась на бросившего ее мужа и детей, я про себя стала называть директрису Адой.

Аделаида уволила ее в один день. Сын Галины Викторовны попался в компании малолетних хулиганов – они разбили стекла в пивном ларьке. Двое из этой компании стояли на учете в детской комнате милиции. Они же и свалили все на сына математички. Мол, он все придумал и организовал – чтобы пивка попить. Милиционеры пришли к Галине Викторовне, когда она жарила котлеты. Забрали сына, а Галина Викторовна, все еще не понимая, что произошло, переживала, что котлеты подгорят. Она всю неделю бегала по участковым. А тут, как назло, контрольные из РОНО, проверки. Мы ее прикрывали как могли, даже я, хотя у нас с ней были напряженные отношения. На Аделаиду тогда что-то нашло – у нее бывали такие периоды, когда она становилась почти невменяемой. Математичку она уволила даже не по собственному желанию, а по статье – за систематические прогулы.

Все понимали, что она такого не переживет – муж ушел к другой, сына вот-вот посадят, денег нет, на работу быстро в середине года не устроишься. И все учителя ходили к директрисе по очереди – просили за Галину Викторовну.

– Сделай что-нибудь, попроси. Она тебе не откажет, – сказала я Андрею.

– Зачем? Не хочу вмешиваться. И не преувеличивай мои возможности, – ответил он брезгливо.

– Пожалуйста, я тебя прошу. Ты ведь понимаешь, что она с такой трудовой никуда не устроится, – уговаривала его я.

– Тебе-то что? Вы с ней даже не общались, – удивился Андрей.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату