осматривать, а кто полезет на трубу?.. Как выкрутиться – не знаю. Придется монтажников просить из первой смены и снова осматривать…
Семен достал из кармана куртки бумагу и принялся набрасывать схему.
Федя не стал давать ему советы, как выкрутиться из «казусной» ситуации. Будь на месте Семена кто- либо из его старших товарищей, такого вопроса не возникло бы. Просто в протоколе осмотра мгновенно появились бы фамилии знакомых следователя, которые потом могли подтвердить, что присутствовали во время осмотра, были и в трубе, и за трубой, и даже на самой трубе. Но Семен до таких тонкостей еще не дошел и дай Бог, чтобы не дошел никогда.
– Отпусти парня, – сказал Семену Внучек тоном старшего товарища, – он сейчас не способен ничего сказать, кроме того, что сказал.
– И то верно, – согласился Семен, – идите домой, Атоманский…
– А подписку о невыезде? – спросил парень.
– Какую подписку? – не понял Семен.
– Это, наверное, Нефедыча проделки, – догадался Внучек.
– А-а, – протянул Семен и сказал парню: – Придешь завтра в десять в прокуратуру. Знаешь, куда?
– Ага, – сказал парень и пошел к выходу.
Делать в трубе было нечего, и Федя расстался со следователем. Он направился к управлению строительством. Работа на энергоблоке начиналась в восемь, управление же приходило на службу в девять.
Однако сам начальник имел обыкновение приезжать раньше.
Проходя мимо спецкомендатуры, Внучек увидел в окно, как Нефедыч показывает дежурному на пальцах, почему оборвался лифт. Указательным пальцем правой руки, согнутым крючком, он изображал кронштейн, а указательный палец левой служил ему тросом. Дежурный смотрел на эти манипуляции раскрыв рот, и Федя подумал, что на сохранение тайны следствия у Семена нет никаких шансов.
Федя поднялся на второй этаж стройуправления и вошел в приемную, где был единственный не закрывающийся после работы телефон, которым пользовался ночью сторож и который принадлежал секретарю-машинистке Агнессе Васильевне, особе, приближенной к Шарифу Шафутдиновичу…
Сторожа не было. Федя подергал двери кабинетов и убедился, что ни начальника, ни главного инженера тоже нет. Потом он набрал номер домашнего телефона Карнаухова, сообщил ему все, что удалось узнать, а затем позвонил Хуснутдинову.
Трубку взяла жена. Она сказала, что муж уехал на работу с час назад и, значит, должен быть где-то в управлении.
«Это как раз ничего не значит», – подумал Федя, поскольку знал Хуснутдинова лучше его жены.
К крыльцу управления подъехал «уазик». Из него вышли Хуснутдинов и секретарша. Хозяин стал что-то говорить водителю, а секретарша прошла в контору. Федя, чтобы не выглядеть просителем, выскочил из приемной и прошел в конец коридора в умывальник. Умывальник представлял собой раковину, над которой был прикреплен цинковый бачок. В него уборщица наливала воду. Такой же бачок стоял под раковиной. Это было единственное «удобство» в конторе.
Федя слышал, как простучала каблуками секретарша, затем послышались тяжелые шаги Хозяина. Чтобы не стоять в умывальнике, он вымыл руки, вытер их платком и вышел в коридор. В приемной, натянув на лицо дежурную улыбку, кивнул секретарше и прошел в кабинет к начальнику, чувствуя своей спиной ее недовольный взгляд.
Хуснутдинов при виде Внучека сделал озабоченное лицо.
– Уже в курсе, – сказал он. – Как сглазили… «Сглазил, сглазил», – подумал Федя, но вслух подыграл Хуснутдинову, что-то невнятно бормотнув. Хотя видел, что все случившееся Хозяину до лампочки. «Союзжелезобетонконструкция» была его субподрядчиком, и все, что там творилось, мало трогало его. Это им, субчикам, придется отвечать за случившееся.
Хуснутдинов прошел к двери, удостоверился, что она прикрыта достаточно плотно, и вдруг спросил у Феди, как будто тот был у него начальником участка:
– Есть что-нибудь новенькое?
Надо было ставить Хозяина на место, и Федя усмехнулся так, чтобы тот понял всю фальшь вопроса.
Однако Хуснутдинов не смутился, а если и смутился, то чуть-чуть, не такой он мужик, чтобы какой-то пацан из КГБ мог его смутить. А Федя стал развивать тему:
– Случай, конечно, прескверный, но он может быть еще неприятнее, если мы не подойдем к нему по- человечески… Ребята, что разбились, до сих пор лежат в трубе, и никто, кроме вас, Шариф Шафутдинович, не может дать команду на выезд грузовика. Даже завгар. Странно все это… Машины и днем и ночью используются шоферами для своих надобностей, но стоит зайти речи о бесплатном рейсе, как все становятся принципиальными…
– Не может быть, – сказал Хуснутдинов и снял трубку телефона.
Да, его не зря зовут Хозяином. Минута ему понадобилась, чтобы дозвониться до гаража, найти завгара, отругать последними словами и решить проблему с грузовиком. После этого он положил трубку на рычаг, подмигнул Внучеку и сказал:
– Вот так собак стригут за хвост и палкой…
– Но это еще не все, Шариф Шафутдинович, я думаю, что наш с вами долг сделать все необходимое для отправки и похорон. Все они командированные. С этим и раньше-то проблема была, а уж теперь…
В Хуснутдинове проснулся дух противоречия. А мы тут при чем? Это дело субчиков. У них свое начальство в Н-ске.
– Даже если все их начальство приедет сюда, без вас им не справиться, – подбросил Хозяину очередного леща Федя. – Конечно, все это нужно сделать из человеческих соображений, но и… Вы же понимаете, полгода назад мы с вами говорили, что у нас не Швейцария, где после митинга или какой-нибудь акции протеста все идут в закусочную пить пиво и закусывать сосисками. У нас пива нет, сосисок тоже, а вот водки навалом…
– Понял, понял, – сморщился Хуснутдинов, и Федя не стал продолжать, хотя сделать это стоило бы.
В октябре прошлого года в СМУ пять дней не выдавали зарплату: в банке не было денег. Потом какую-то сумму нашли, и главбух, чтобы не очень утруждать своих работников перерасчетами, решил выдать не всем по ползарплаты, а полностью, но выборочно. И, конечно, первыми ее получили конторские и постоянный состав. Командированным и спецконтингенту денег не хватило, а им, если верить их лидерам, деньги были нужнее, чем кому-либо.
Возник конфликт, который можно было мирно разрешить, но пришедшие к главбуху представители командировочных и «условников» не были им приняты. Все это закончилось дракой, переросшей в массовые беспорядки, в ходе которых были разгромлены контора и общежитие спецкомендатуры. Стройка остановилась на три дня. Главбух срочно лег в больницу. Хуснутдинов потребовал наряд милиции для охраны собственной персоны, а с его водителя на несколько дней слетела маска обычной наглости.
Федя знал о зреющих беспорядках и просил Хуснутдинова либо вообще не выдавать зарплату, либо выдать всем по половине. Но Хозяин так не сделал и был наказан, и с той поры, как всякий неглупый человек, стал прислушиваться к намекам Внучека: какой же начальник откажется от собственной выгоды.
– Я позвоню? – спросил Федя.
Хуснутдинов с готовностью кивнул: ему не хотелось развивать тему прошлогодних беспорядков.
Федя позвонил в отделение и попросил шефа прислать за ним машину.
– Возьми мою, – сказал Хуснутдинов, одним ухом слушавший его.
– Нет, – ответил Внучек, – мне еще в одно место заехать надо…
– А-а, тогда, конечно, – произнес Хозяин и уткнулся в бумаги.
Федя, однако, хитрил, некуда ему было заезжать. И от машины Хуснутдинова он отказался вовсе не из- за неприязни к его водителю. Федя решил использовать время, пока будет ждать машину, для визуального контакта с Кондратьевым.
Почти одновременно с отделенческим «уазиком» на дороге показались трое. Шеф назвал бы их
