«Обмене», в «Долгом прощании», в «Другой жизни».
Курдин Александр Евгеньевич – 36 лет.
Кандидат филологических наук. Научный сотрудник Института Филологии Академии наук.
Женат. Имеет дочь десяти лет.
Пишет какую-тo книгу, научный труд, о каком-то писателе XIX века, так называемом революционном демократе. «Демократические взгляды и просветительская деятельность И. Г. Златогорова». Пишет, постепенно понимая, что все это никому не нужно и не интересно.
НЕОЖИДАННО (выделено Ю. В.) берет отпуск на полгода и уезжает рабочим на лесоповал, в Сибирь.
Жена Курдина – Ася, 32 года. Учительница начальной школы. Не понимает мучительного недовольства собой Курдина. Полная, кровь с молоком, веснушчатая хохотушка.
Их жизнь, на первый взгляд, отлично устроена. Они строят двухкомнатную квартиру. Ася не хочет жить с матерью Курдина. Она ее не любит.
Борис – шофер такси. Из бывших.
В 1965 году были написаны первые главы «Исчезновения». Он прочитал их близким людям. Александру Гладкову и Льву Гинзбургу понравилось, правда разное и по разным причинам. А вот дома... Здесь, мне кажется, стоит дать страницы из дневника его жены. Они многое объясняют в его жизни.
«Повесть будет плохая. Во-первых, он гордится своей принадлежностью к классу большевиков- бонз, которые жили в доме правительства. Все воспоминания детства слюнявы и неестественны. Себя надо показать с хорошей стороны, мать тоже, большевика-отца тоже, сестра тоже светлая личность и т. д. А потом пришел 37 г. и все разрушил. История, в которой пострадала семья Трифоновых. Все это правда. Но в его воспоминаниях вся семья так маскируется, что читать скучно, а описание елки в большой квартире подобно Чарской. Да, дает мой муж! А ему надо уехать, плохо и трудно пожить, получить какое-нибудь потрясение и написать роман о рабочем классе или крестьянстве навроде папочкиных «Сталеваров»,[111] над которыми он криво усмехается.
...Ю. конечно противный парень. Я люблю труд писателя, понимаю в литературе, я могу любить его, мне не нужны другие, но он так мало уделяет мне внимания, так дразнит мою ревность унизительно и зло – что он мне делается ненавистен... и я найду другого человека... А когда мы спорим, он говорит, что отравила жизнь прежним мужьям, не ужилась ни на одной работе, ничего не добилась с моим голосом, потому что ленива и не могу делать усилий над собой... И тогда во мне поднимается что-то... Сейчас я начала лучше себя чувствовать, перестала собачиться и решила писать дневник. Раз он писатель и ночи напролет строчит, я тоже буду писать. Продолжу свой дневник, который забросила много лет назад. Но уж теперь не оставлю его неосторожно на виду, он наверняка прочел все и о моих мыслях, когда не стало... тоже».
Что здесь можно сказать?
Поведать о любви двух людей и о том, как и почему эта любовь ушла?
Или о трагической судьбе красивой женщины солистки Большого театра Нины Нелиной?
Но как рассказать о горькой непоправимости жизни?
Это умел Юрий Трифонов, заплатив за свой дар страданиями.
В романе «Время и место» есть эпизод, когда писатель Никифоров спрашивает свою жену, которая была любовницей всесильного государственного деятеля, что она почувствовала, когда узнала, что тот ушел из жизни. А может, на самом деле Ю. В. прочел записи Нелиной лета 54-го о смерти...? Впрочем, неважно. Важно вот что: запись в его дневнике.
«Во время ссор и скандалов Нина кричит, выбалтывает непоправимое. Иногда мне кажется, что она больна душевно. Но уже очень скоро она другая... глаза у нее словно выцветают».
Дневники умершего человека субстанция деликатная (если не писались специально для потомства). Публикуют их обычно близкие родственники как свидетельство жизни человека и как документ эпохи.
А здесь нет ни родственных уз, ни поручения ушедшего. Свидетельство времени? Да, пожалуй (свидетельство и времени и нравов).
Много лет тому назад, сразу после смерти Нины, ее родители организовали травлю Ю. В. Сделав купюры, касающиеся «другой жизни» дочери, они оставляли самое горькое, написанное в минуты, мне кажется, помрачения. Такие минуты бывают у любого человека, в любой семейной жизни (вспомним дневники супругов Толстых), и то, что можно довериться бумаге, есть, на самом деле, самый надежный способ самоизлечения, или, как писал Ю. В. по другому поводу, «выблевывание того, что мешает жить дальше, отравляя организм».[112]
А ведь Ю. В. в «Другой жизни» сказал, что семейная жизнь – организм, и, как всякий организм, может быть здорова и может быть больна, и, как всякий организм, достигает и времени расцвета и часа смерти.
Дневники Нины мне принес человек, когда-то работавший в редакции толстого журнала. В его журнал, как и во все другие, эти дневники принесли мать и отец покойной Нины с требованием опубликовать. Страницы стали достоянием многих, приближенных к жизни редакции, людей.
Можно представить, что пережил в те времена Ю. В. Недаром он любил повторять слова Бальзака о том, что главное для писателя – это выдержка. Но чернь не должна об этом догадываться.
Прошло много лет. Уже давно нет ни Нины Нелиной, ни ее мужа Юрия Трифонова, в котором она никак не хотела видеть писателя огромного таланта, которого стремилась подогнать под образчик преуспевающего «советского писателя». Он не поддавался. Это и вызывало гнев и раздражение. И еще... видела, как уходит любовь. От отчаяния, от непоправимости ухода делала все новые и новые ошибки. Она любила Ю. В., но своей измученной, искалеченной душой не могла понять, что нельзя заставлять человека быть ДРУГИМ.
Ю. В. никогда не говорил о Нине дурного слова. Однажды сказал ироническое: «Нина думала, что я буду получать премии каждый год». Нина присутствует почти во всех произведениях Трифонова. Это и Ляля в «Долгом прощании», и Рита в «Предварительных итогах», и в чем-то Ольга Васильевна в «Другой жизни». Ю. В. изживал свои тайные раны в творчестве. Мне кажется, что те, что были связаны с Ниной, – изжил. Последнее, очень трезвое «прости» и «прощай» он сказал ей в своей последней книге-исповеди «Опрокинутый дом». Разве не символично, что рассказ, посвященный когда-то Нине, «Воспоминание о Дженцано» превратился в другой под названием «Кошки или зайцы»? То же о Дженцано. И там есть слова: «Разумеется, мало радости узнать, что когда-то тебя изумлявшее и делавшее счастливым оказалось фальшивкой и ерундой». Сердце Нины разорвалось от отчаяния, в предчувствии этих слов.
Так зачем приводить отрывки из ее дневников? Но ведь это подлинное свидетельство его жизни. Свидетельство его выдержки.
Когда-то, незадолго до смерти, он сказал мне: «Почему мы с тобой такие несчастливые?!»
Ответ на этот вопрос есть: «Где капля счастья, там на страже иль преступленье, иль порок». А иногда и то и другое вместе. Нина была красивой, талантливой, неистовой, необузданной, а молодость ее пришлась на времена, когда преступление и порок ломали и калечили не одну ее судьбу, не одну ее неповторимость.
И еще. В этой, а не в какой иной ситуации истоки образа Никифорова во «Времени и месте». Никифоров был писателем, который НЕ ХОТЕЛ знать правду о жизни, им владел страх «узнать», который Ю. В. назвал синдромом Никифорова. Ю. В. тоже не всегда хотел знать правду, отсюда бегства в Туркмению и многолетнее молчание.
1966-й начался хорошо. Ю. В. отнес «Отблеск костра» в издательство «Советский писатель», кое-что добавив из того, что «не прошло» в «Знамени». Верочка Острогорская (редактор) сделала вид, что вставок не заметила.
В июле был чемпионат мира по футболу в Англии, и Ю. В. здорово повезло: журнал «Физкультура и спорт» направил его на чемпионат в качестве собственного корреспондента.
Вот некоторые отрывки из дневника Ю. В.
Президент ФИФА С. Роуз призвал футболистов играть корректно. «Дейли экспресс» взывает
