падали далеко позади. Там они, встряхивая камни, молотили валуны в каменную крошку, но сюда долетали только толчки воздуха, хлеставшие по спине и затылку.
Но это все дальше и дальше позади…
Клык – вот он, в каких-то пятидесяти метрах, а черноухий и альбинос и вовсе ничего не видят, стоят спинами…
Черноух швырнул очередной желудь, но Клык не ударил. Выпустив из руки сучок-биту, он поймал желудь лапой. Второй поймал желудь от альбиноса.
– Задницы поверните! – рявкнул он на застывших от удивления подручных.
Врезал желудями друг о друга, активизируя взрыватели, и швырнул желудь правой лапой. Тут же перекинул в нее желудь из левой, замахнулся…
Леха нырнул вправо, уходя от первого желудя и изо всех сил работая ногами. Какие-то десятки метров до кабанов, совсем близко…
Сзади ухнуло, в бок ударило, с визгом отрикошетило. Кажется, не задело.
Нет, задняя нога отяжелела. Но еще можно бежать, инерция несет тело вперед, и уже совсем близко…
Клык швырнул второй желудь. А слева и справа от него уже стучали желудями альбинос и черноухий, активизируя взрыватели, замахиваясь…
Леха заметался, уходя от посыпавшихся залпом желудей, но их было слишком много.
Перед глазами небо, под спиной камни Кремневой долины. Сколько раз уже вставал с них?…
Только на этот раз вставать, кажется, и незачем. Последний шанс…
– Вставай, рогатое, – сатир был тут как тут. – Вот ведь сволочь, а? – покосился он на опушку Блиндажного леса. – Наф-Нафчик-то наш, а… Злопамятный, оказывается, с-сука… И ведь нашел моментик поквитаться, чтоб его свиную мать под хвост и в тушенку, как нарочно подгадал, боров вислоухий… Ладно! – приободрился сатир. – Теперь это уже фигня! Схрон-то мы нашли, а это главное. Вставай, прелесть моя парнокопытная, вставай! Ничего, денечек можно и дотерпеть. Ну и завтра еще. Зато потом… – Сатир мечтательно зажмурился. – Ну, вставай.
Но Леха не спешил подниматься.
– Ну чего ты?
Сатир присел на камень рядом с Лехой.
– Совсем вымотался, что ли? Ничего, теперь все будет ладненько… – Он потрепал Леху по плечу. – Поднимайся. Ничего, последний денек здесь остался, можно и потерпеть, не страшно. Главное, схрон у нас теперь есть!
Но Леха все лежал и глядел в небо.
– Схрона у нас нет…
– Вставай, вста…
Сатир замер, на миг превратившись в каменное изваяние.
– Что?… Что ты сказал?!
– Схрона. У нас. Нет.
– Как это «нет»?… – Сатир медленно приподнимался, уставившись на Леху совершенно пораженным взглядом. – Как это «нет»?!! – взвизгнул он, стиснув кулачки. И наконец-то в глаза вернулась осмысленность. – Это эта свинья? Эта гребаная свинья, да?! Из-за нее? Во время обстрела, да?!
Он вскочил, и маленькие кулачки сжимались и разжимались, сжимались и разжимались. Только сам сатир едва ли замечал это.
– Сука… Сука гребаная… – бормотал он.
Глаза были открыты, но, кажется, ничего не видели.
– Без схрона… Как же без схрона-то… Мы же без схрона никому тут нах…
Сатир взвыл и вцепился зубами в руку, болью перебивая страх. Забегал вокруг, все причитая…
И от этих воплей было еще противнее.
Мало того, что без схрона остались, так теперь еще и его слушать, все это бесконечное нытье и болтовню…
Накатила дикая злость – на кабана, разбомбившего схрон, даже не зная, что он там есть; на сатира, ноющего и пускающего слюни; на себя, безвольно валяющегося здесь, словно мешок с отрубями, и покорно принимающего все это…
Леха тряхнул головой, перевернулся на живот и огляделся. Нашел взглядом сатира. Скомандовал:
– Успокойся!
– Успокойся?! – взвился сатир. – У нас нет схрона! И уже не будет! До гонки меньше суток, мы уже не найдем его по второму разу! Не найдем! Ты это понимаешь?!
– Значит, попытаемся помочь каперам завтра. Во время гонки.
– Во время гонки?… Как?! – Сатир разве что не плевался от избытка чувств. – Там будет два десятка команд! Профи! По четыре лба в команде! На джипах! При вооружении и бронежилетах! Что ты с ними сделаешь – ты, тупое парнокопытное?! Да ты даже с одной командой один на один ничего не сможешь сделать, а их завтра будет двадцать. Двадцать!!!
