– И все-таки это шанс. И нельзя его упускать.
– Шанс? Это?!!
Сатир взвыл, воздев кулачки к небу. Круто развернулся, аж щебенка брызнула из-под копыт, и метнулся прочь. Стрелой понесся вниз в долину, к озерцам. Подлетел к ближайшему, прямо к одуванчику, вытянувшемуся стальной спицей из камней, – и в ярости, с разворота, лягнул. Облако стальных семян- парашютиков взметнулось вверх, к тяжелым тучам, подсвеченным всполохами…
Сверкнуло, через миг долетел тяжелый удар. А сатир уже мчался к следующему озерцу и следующему одуванчику. Молния, тяжелый удар. Молния, тяжелый удар… Леха отвернулся и побрел к своему спальному закутку. Плюхнулся на плоский камень. Подобрал под себя ноги, закрыл глаза.
Надо выспаться.
Если схрона не нашли, то единственный шанс…
А до этого, до завтрашнего полдня, предстоит сделать еще кое-что важное. Чертовски важное, если честно. Может быть, самое важное, что приходилось делать за все последние годы…
Нет, не сейчас! Не надо ничего решать на очумевшую голову.
Слишком много всего случилось за последние дни и часы. И слишком мало спал в последнее время.
И для начала надо поспать. Просто выспаться. Прочь все эти мысли о том, что будет завтра. Сейчас – прочь. Просто ни о чем не думать…
Дрема не заставила себя ждать. Тяжелый сон накрыл мутной волной, сомкнулся, отдаляя от всего…
Чьи-то ручки теребили, противно вырывая из спасительного сна.
– Эй!
Леха на миг открыл глаза – тут же в глаза ударила ослепительная опушка Блиндажного леса. Мириады отражений солнца, крошечных, но злых, впивающихся в глаза булавками… И рожа сатира, уже порядком опостылевшая…
– Отвали, – буркнул Леха и закрыл глаза.
Не надо сейчас просыпаться. Еще не выспался. А выспаться надо. Нужна свежая голова…
– Эй! Ну-ка…
Не слушая, Леха дернул плечом, сбрасывая ручку, перевернулся на другой бок и уткнулся мордой в валун. Здесь не достанет…
– Да открой же ты глаза, сволочь! Немцы…
– Немцы?! – Леха мигом перевернулся и вскочил. Клацнул по карте. Но то ли со сна мало что соображал, то ли…
– Где они?!
– Да не сейчас… Там, на плато когда был. Хрюшки когда вас обстреливали. Тогда всего один немец уцелел. А остальных кто пришиб? Каперы – или хрюшки своими минами?
Леха поморгал, пытаясь понять, что нужно сатиру. Хорошо, что не надо убегать от немцев сейчас…
– Да протри глаза, тугодумное! – не выдержал сатир. – Кто троих немцев пришиб? Вы с каперами – или хрюшки?
– Каперы…
– Точно?
Леха кивнул.
– Ты мне не мордой мотай, ты мне внятно скажи: точно или нет?!
– Да. Точно. Одного Данька снял сразу, потом Кэп из гранатомета… А что случилось?
Но сатир уже потерял к беседе всякий интерес. Раздраженно пнул валун и пошел прочь, шипя ругательства.
Леха глядел ему вслед с тихой ненавистью. Ну точно – козел… Мало того, что разбудил, так еще и объяснить ничего толком не может!
Ну и черт с ним.
Леха рухнул на камень, подтянул под себя ноги и снова отдался на волю сна…
По-настоящему проснулся уже вечером, на закате.
Самого заката отсюда не видно – солнце садилось как раз по ту сторону скальной стены. Лишь краснеют самые-самые верхушки Блиндажного леса, да быстро темнеет небо, прямо на глазах.
И на фоне темнеющего неба – черный силуэт сатира. Расселся на валуне рядышком, весь ссутулившись, подперши голову кулаками.
И глядит сюда. Как-то задумчиво… И еще что-то в этом лице сейчас творится, вот только не разглядеть – спиной к светлому небу сидит…
И, кажется, давно.
– Что? – спросил Леха.
Вместо ответа сатир тяжело вздохнул. И снова лишь глядит, задумчиво и тяжело. Можно подумать,
