Вылезла из машины и пошатнулась. Усатый тут же схватил ее, удержал. Обнял ее за плечи и повел к крыльцу. Тихо, не спеша. Ребенок шаркал, как бессильный старик.
Прошли под фонарем, и я понял, что волос у нее еще меньше, чем мне показалось сначала. Мне так показалось из-за ее кожи. Шея, затылок – серые, испещренные пятнышками и складочками.
Они поднялись на крыльцо, свет фонарей вычертил профиль, и я дернулся назад.
На миг мне показалось, что я уже видел это лицо.
Нет, не может быть! У того были хорошие волосы, нормальная кожа, упитанное тело… То был пышущий жизнью, розовощекий крепыш, а тут…
Усатый осторожно лавировал на крыльце, чтобы придерживать ребенка и одновременно открыть дверь, не задев его. На миг ребенок остался сам по себе. Оглянулся, будто что-то почувствовал – прямо ко мне. Будто знал, что я здесь, в темноте, гляжу на него…
Его лицо было еще хуже, чем затылок, – сморщенное лицо маленького старика. И только в глазах еще пряталась жизнь – в глазах загнанного звереныша, которого тащат на бойню…
Это был он. Тот второй, которого паучиха отдала жабе.
Гош говорил, что видел его здесь. Но почему же он мне ничего не сказал о том,
Жаба давно ушла в дом вслед за ними, а я все стоял и никак не мог прийти в себя.
Или когда Гош видел его, он был другим?
Гош, Гош, скорее бы ты приехал! Лучше бы тебе узнать и про накидки, и про то, что мальчишка опять здесь! Если это не начало ритуала, то что?
Еще бы понять, что за ритуал… Для чего…
Я ждал, когда подъедет Гош или Борис.
Пока их цели здесь, им нет никакого смысла сидеть на дорогах. Эти суки возятся здесь всю ночь. Гош спокойно может подъехать понаблюдать за ними отсюда пару часов, а потом вернуться на дорогу.
Я ждал Гоша, но минуты текли, а за спиной было холодно и пусто.
Перед домиком тоже пусто. Пурпурный не вылезал из машины.
Постепенно нервы отпускало, я мог мыслить связно.
Нет, едва ли ритуал уже начался. Все-таки он должен проходить во время полнолуния. Завершаться он должен завтра, и если они начнут сейчас, им придется прерываться – не могут же они целые сутки напролет что-то там делать?
Хотя… Их же трое… Может быть, именно поэтому и трое?..
Но между двумя ночами будет день! А днем чертовы суки привыкли спать! Они живут ночью!
Хотя… Почему паучихам удобнее ночью, понятно. А жабам? Может быть, им это не так важно? Что, если они могут не прерывать ритуала даже днем, когда город вокруг них проснется и оживет?
Ни черта не понятно!
И еще мальчишка. Что с ним случилось?
Гош, Гош! Ну где же ты! Хотя бы про мальчишку точно выяснить – какой он был, когда ты его видел?..
Дверь открылась через два с половиной часа.
На этот раз вышли и девчонки, и жаба. Все трое совершенно вымотавшиеся.
Девчонки ходили туда-сюда меж фонариков, шлепая по лужам босыми ногами, но не замечая холода.
Жаба осталась на крыльце. Стояла, тяжело опершись на перила, наполовину скрытая тенью от козырька. Сначала мне показалось, что она внимательно наблюдает за девчонками, но она шелохнулась, лицо вышло из тени – ее глаза были закрыты.
Она так и стояла с закрытыми глазами, медленно вдыхая и выдыхая всей грудью.
Нет, не выдержать им так сутки напролет, до полнолуния. Скорее они сами сдохнут от таких усилий.
Но, черт побери, что же они там делают, что так устали?!
И с чего я взял, что ритуал должен идти непрерывно? Может быть, пауза допустима. Начнут сегодня, а завтрашней ночью завершат. Как раз в полнолуние.
Знать бы, что они там делают!
Я знаю, что можно сделать с мальчишкой… Что эти чертовы твари
И опять ушли в дом…
Они пробыли внутри еще час.
Девчонки вышли и спустились к машине безвольными сомнамбулами.
Сама жаба была немногим лучше. Вышла минут через пять после того, как отъехал «мерин». Вместе с усатым. Он вел ее, обняв за талию. Она шла медленно и тяжело, почти как мальчишка, когда усатый вел его к дому…
