Самого мальчишки я не видел, но я чувствовал, что он еще жив. Жаба уже привозила его сюда, а потом увезла. Гош видел. Увезет и на этот раз. Он ей нужен к полнолунию.
Если вообще нужен. Не знаю, что они здесь готовят, но это не тот ритуал, к которому я привык…
И не хочу узнать. Я развел полы плаща.
Усатый вел ее к машине. Я ждал, когда он вернется в дом за мальчишкой.
Если мальчишка такой же слабый, каким был, а скорее всего, еще слабее, – усатый будет долго возиться. Может быть, мальчишку вообще придется выносить на руках.
А пурпурных уже нет. Жаба одна в машине. Усталая. Выжатая.
Шанс.
Рывок к машине, рвануть дверцу с ее стороны, Курносого внутрь, прямо ей в голову – и на курок… Успею?
Усатый распахнул дверцу, помог жабе забраться внутрь. Она едва двигалась. Уселась на сиденье, ногами снаружи, не в силах их перекинуть внутрь. Усатый мягким движением перебросил одну ее ногу через порожек, вторую.
Наверно, успею. Но что, если это все – ловушка?..
На живца. Проверить, не следит ли кто за ними. А может быть, уже знают, что следят. Уже не проверяют, а ловят.
И дверца будет заперта. Стекла пуленепробиваемые. Сука вовсе не усталая, а усатый замрет за дверью, только и ожидая, пока я покажусь из кустов. И те пурпурные вовсе не уехали никуда, а ждут где-то рядом.
Усатый захлопнул дверцу.
Мои пальцы сами собой добрались до Курносого. Я чувствовал в руке холодок рукояти, но еще не знал, что я сделаю.
Моя воля застыла монеткой на ребре.
Не дури…
Шанс…
Усатый медленно развернулся. Он тоже порядком устал за эту ночь. Или притворяется?
Когда начинать движение? Как только он закроет дверь? Или выждать секунду? Две? Есть в двери глазок? Кажется, нет… Если он не закроет дверь до конца, в щель все равно ничего не увидит, машина стоит с другой стороны… Но где-то под краем крыши может быть видеокамера, а внутри монитор. Тогда ему ни щель, ни глазок не нужны…
Я замер, готовый к рывку. 'Нервы натянуло, как струну. Я весь дрожал, пальцы на Курносом вспотели.
Усатый не вернулся в дом. Он медленно обошел машину и забрался на водительское место. Машина ожила, выкатила со стоянки и свернула за морг.
Я остался один.
Хуже всего было то, что я не мог позвонить им.
Они сейчас без мобильных, а по стационарному… Я даже не знаю, где они сейчас. Если у них все нормально и они увязались следить до самой Москвы…
Пока туда, потом обратно в Смоленск, это еще четыре часа. Будут там в лучшем случае поздно утром.
Кое-как я дотерпел до рассвета. Даже родной «козленок» не успокаивал. Я изъерзал сиденье, музыка не помогала.
Попытался подкрепиться – надо! – даже достал из багажника пачку галет и жестянку тунца, но еда не лезла в горло.
Руки ощутимо дрожали.
Я достал фляжку, уже почти пустую. Глотнул коньяку. По глотке прошла теплая волна, расползлась в животе, но не смогла вымыть холодок из-под ложечки. Я мелко дрожал. Весь.
Ничего, ничего…
Это не страшно. Когда перед делом – не страшно. Главное, сделать первый шаг. Потом легче. Уж это я знаю.
Я поболтал фляжку. На самом донышке, на один глоток. Я допил и бросил фляжку на сиденье. Проверил Курносого и выбрался из машины.
Небо на востоке светлело.
Пора.
Дверь в морг была не заперта. Я приоткрыл и прислушался. Тут же фыркнул, выбрасывая из легких смрадный запах. Тяжелый запах мертвой плоти, едкая резь хлорки…
Можно понять этих жаб. Проводить ритуал в такой вони… Не уверен, что это в человеческих силах.
Всасывая воздух через рот крошечными порциями, я шагнул внутрь и прикрыл дверь. Дверь протяжно заскрипела.
Длинный коридор. Обшарпанные стены, когда-то давно выкрашенные в темно-зеленый цвет. Две
