«Уже два часа», – заметил Бобылев, поглядев на часы. Внезапно он почувствовал холодок внутри и нарастающее чувство тревоги. Боковым зрением Василий определил, почему ему стало не по себе. Дикие, безумные глаза наблюдали за ним. Эти глаза принадлежали скромно одетой женщине лет тридцати пяти – сорока, в черном, траурном платке; очевидно, матери того, кто лежал в гробу, от которого ее уже оттеснили. Она искала виновника своего несчастья, повинного в смерти ее сына, которого она родила, кормила, лелеяла. Ведь должен же кто-то за это ответить! Простая и тихая женщина и думать не могла, что им может быть кто-то из присутствующих важных старших и высших офицеров. Она боялась их. Но она все равно нашла его. Вот он – молодой военный, с блестящими погонами и нашивками на рукавах. Такой же молодой, как и ее сын. Только он живет и радуется жизни, а ее сына закопают в землю. Женщина не боялась этого военного. У него доброе и порядочное лицо. Он не сможет поднять на нее руку. Василий не успел подумать, о том, что бы это все значило. Женщина, утробно всхлипывая, уже висела на плече Бобылева, царапала погоны безуспешно пытаясь достать пальцами с острыми ногтями его лицо. Маленький рост не позволял этого сделать, еще больше распаляя ее. Защищаясь, Василий прикрылся свободной рукой.
– Почему ты не с ними, почему ты здесь? – вцепившись в рукав тужурки, истерично кричала ему в лицо разъяренная женщина. Из группы поддержки родителей выбежали два старлея. Схватив женщину под руки, они с трудом оторвали ее от Василия.
– За что? – выдохнул он, обращаясь к оказавшемуся рядом капитану 2 ранга, из числа выступавших на митинге. Вместо того, чтобы поддержать его, тот грубо одернул:
– Идите и не останавливайтесь!
Оркестр заиграл траурный марш, и похоронная процессия двинулась к свежевырытым могилам. Обида на всех захлестнула Василия. Ему стали ненавистны и живые и мертвые. С трудом он поднялся на вершину сопки, и, оставив венок в руках напарника, не обращая ни на кого внимания, под треск автоматных очередей прощального салюта, сбежал вниз. У подножия сопки он опомнился и взял себя в руки.
«Пусть Бог ей будет судьей!» – с горечью в душе решил Василий и пошел в сторону гостиницы.
В его номере во всю хозяйничал Леша Иванченко. Он вскрывал ножом банки с компотом и соком и выставлял их в ряд в начале стола. На столе уже стояли тарелки с нарезанным сервелатом, консервные банки с овощами, тушенкой, рыбой и паштетами. Еще перед похоронами все знали, что на официальных поминках в кафе «Дельфин» в Тихоокеанском, будут присутствовать только члены экипажа, родители, командование соединения и «шишки» с флота. Народ недовольно бурчал: «Такие деньги собрали, а они горсточку риса с изюминкой и пол-стопки на поминки пожалели!». Поэтому офицеры электромеханической боевой части К-30 решили помянуть погибших самостоятельно. Василий не стал противиться, когда его попросили провести это мероприятие в его гостиничном номере. Номер по-прежнему стоял пустой. Сосед Василия, придя с моря, сразу же уехал в отпуск.
– Что так рано? – поинтересовался Иванченко.
– Да так получилось, – махнул рукой Василий.
– Помоги резать хлеб! – попросил Алексей.
– Дай хоть переодеться, – раздраженно буркнул Бобылев.
– Ты что? Не в настроении?
– Ну и что? Я же не со свадьбы!
– Извини. Хлеб, я пожалуй, сам порежу, а ты когда переоденешься, найди еще три-четыре стула.
Василий переоделся в свою голубую олимпийку и пошел по гостинице искать стулья. С трудом нашел два стула. Стулья в этот день были нужны всем. В нескольких номерах собирались ребята с других экипажей. «Ничего страшного, сдвинем койки!» – решил Василий.
Офицеры заполнили номер почти одновременно. Кроме дежурного по кораблю, комдива-два и механика, пришли все офицеры БЧ-5. Иванченко разлил купленную заранее водку по стаканам:
– Начнем!
Все встали и их головы разом повернулись в сторону командира первого дивизиона. Примак, понял – начинать ему.
– Что говорить? Ребята молодые. Им бы жить и жить. Я хоть и член партии, но сейчас могу сказать только то, что в таких случаях говорили наши деды и прадеды – пусть земля будет им пухом, царствие им небесное! – сказал Владимир Федорович. Офицеры, не чокаясь, молча опорожнили содержимое стаканов.
– Ну и, наверное, пора заканчивать, – не закусывая, напомнил всем комдив-раз, – через двадцать минут уходит транспорт в поселок.
– А это все куда? – спросил Иванченко, показав рукой на стол. – Выбрасывать что ли?
– Кто опоздает, будет добираться пешком! – ответил комдив. – Если успеете, пожалуйста!
Офицеры начали выходить из комнаты. Некоторые успели выпить на «посошок».
– А Вы что! Не едете? – спросил Владимир Федорович сидящего на месте Иванченко.
– Нет! Посижу немного. Заодно помогу Василию убраться. Все равно мои с Запада еще не прилетели.
– Хорошо! Завтра, на подъеме флага, чтобы оба были как стеклышко!
Офицеры ушли, а Василий с Алексеем принялись наводить порядок в комнате. Через двадцать минут все было поставлено на свои места, мусор вынесен, лишняя посуда вымыта и убрана в сумку Алексея.
– На ужин идти не имеет смысла. Давай посидим для души и еще раз ребят помянем, – предложил Иванченко.
– А чем? – спросил Бобылев. Из трех бутылок «Петровской», только в одной что-то оставалось на донышке.
– Есть небольшой запас! – ответил Алексей.
Он достал из сумки, в которой принесли посуду, пол-литровую фляжку из нержавейки и небольшую коробку. В коробке лежали крохотные стопочки с нарисованным на них красной краской изображением известной скульптуры Мухиной «Рабочий и колхозница».
– Пора сменить дозу, – пояснил Иванченко, наполняя стопки спиртом из фляжки.
– Не знаешь, зачем водку покупали? Вполне бы обошлись шилом, – спросил Василий.
– Ты что! Начальников не знаешь? Распивать спирт с подчиненными!
Выпили.
– Все-таки, ни за что погибли ребята! – занюхав корочку хлеба, сказал Алексей. – Все могло быть по- другому!
– Почему ты так считаешь?
– Здесь целый набор причин. Я тебе расскажу! – пообещал Иванченко, разливая спирт по стопкам. – У нас впереди еще целые вечер, ночь и пол-утра!
– Не выдержим! – засомневался Василий.
– Под эту закуску, – Леша обвел рукой стоящие в ряд банки консервов и тарелку с сервелатом, – цистерну можно выдержать! Давай еще раз за ребят!
Закусив бутербродом из положенного на хлеб говяжьего языка, и запив вишневым компотом, Алексей продолжил разговор.
– Ты что-нибудь слышал о К-8?
– Конечно! Кто же про нее не знает! Затонула в Бискайском заливе 11 апреля 1970 года на учениях «Океан» в результате потери продольной остойчивости после затопления седьмого и шестого отсеков. Поступлению воды предшествовал объемный пожар в этих отсеках, в результате, которого погибли двадцать девять человек. Затопление произошло, предположительно, через выгоревшие дейдвудные сальники и кабели размагничивающего устройства. Двадцать три подводника во главе с командиром ушли на дно вместе со своим кораблем. Командир получил героя Советского Союза! – отчеканил Василий.
– Тогда ты хорошо знаешь, как погибли те, кто не утонул.
– Конечно! Они отравились угарным газом!
– Правильно! Точно при таких же обстоятельствах, как наши ребята! Отсеки на лодках первого поколения унифицированные. Обе подводные лодки внутри почти близнецы. И пожары на них удивительно похожи! Находясь без средств защиты, ребята с К-8 и К-221, не имели возможность покинуть загазованные восьмые отсеки. В носу – пожар, в корме – концевой девятый. Можно выбраться из восьмого отсека через
