высоком уровне, чем у грибка, и, следовательно, исключалась возможность прямого ответного удара.
Найлу выход виделся вполне определенный. Единственное, что Милону требуется, это настроиться на вибрацию растения-властителя и ударить по паразиту напрямую, на его же частоте. Но Милону с этим, конечно же, не справиться. Он не сознает силы своего ума и уж тем более им не управляет.
Но, по крайней мере, объятый изнеможденным сном ум у него сейчас пассивен. Найл дал своей собственной жизненной энергии смешаться с энергией Милона, дождавшись, пока обе придут в резонанс. Это первое; дальше он успокоил расшатанные нервы и надломленную волю спящего, пока тот полностью не расслабился. Сложность заключалась в том, что Милон немногим отличался от ребенка. Свою жизнь он провел в уютном, ухоженном городе жуков, не испытывая нужды прибегать к своим глубинным источникам; теперь же он чувствовал себя разбитым и беспомощным. Вместе с тем нет худа без добра: на его ребячий ум влиять было удивительно легко. По мере того как дыхание Милона сделалось тихим и размеренным, его существо расслабилось и постепенно достигло того же вибрационного уровня, что у растения-властителя. Сила извне начала тихонько просачиваться в кровяное русло, пробуждая к действию его собственную жизненную энергию. Вот теперь было ясно, спящего можно спокойно оставить: исход предрешен. Кто-то потряс за плечо. Открыл глаза – Симеон.
– Еда готова.
Найл зевнул и, приподнявшись, занял сидячее положение.
Симеон протянул ему чашку с горячим варевом и толстый ломоть хлеба. Костер превратился в массу ярко тлеющих углей. Кто-то успел подбросить несколько свежих поленьев, сейчас займутся огнем.
– Я долго спал?
– Часа два-три.
– А мне поесть? – послышался голос из затенения. Симеон удивленно обернулся.
– Ты проснулся, Милон? Еды вволю. Тебе как – побольше?
– Я голодный, как зверь, – голос у Милона был внятным и твердым. Доггинз с Симеоном переглянулись. Симеон начал ложкой начерпывать варево в чашку.
– Ты лежи, я поднесу.
– Да чего лежать, належался уже.
Неожиданно для всех Милон появился к костру. Туника вся в складках, измятая, на голове чертополох, однако румянец возвратился на щеки. Милон неожиданно расхохотался.
– Это что еще за чучело? – он указал на шкуру животного.
– Вот его ты сейчас и попробуешь. Вид, может, и неказистый, но вкус неплохой.
Милон поднял чашку и, вытянув пальцами ножку, вгрызся в нее зубами.
– М-м-м, вкус отменный. Лучше крольчатины. Действительно, мясо странного создания напоминало орех и было нежное, как у ягненка.
– Ты как, мог бы отправиться завтра? – спросил Доггинз, будто невзначай.
Милон, жуя, размашисто кивнул.
– Было бы здорово. Мне здесь уже до смерти надоело.
– Отлично. Утром выходим.
Пока Милон ел, Симеон с Доггинзом пристально его разглядывали, не веря своим глазам. Какое преображение! Милон, не сознавая, что сейчас буквально вернулся с того света, ел с самозабвением оголодавшего ребенка.
Найл справился со своей порцией, допив до дна, завернулся в одеяло и лег. Не прошло и минуты, как он канул в глубокий сон без сновидений.
Когда открыл глаза, луна еще не сошла, но небо залилось предрассветной синевой. Остальные собирали уже мешки и скатывали одеяла; Найлу, очевидно, хотели дать поспать еще.
Рассевшись вокруг небольшого костерка, разговелись сухарями и фруктами. Когда высветило, начали подавать голоса птицы, и макушки деревьев зашелестели в предрассветном ветре. У Симеона и Доггинза вид был задумчивый; Найл понял, что размышляют, как-то их встретят дома. У Милона с лица не сходила блаженная улыбка – видно, предвкушал по возвращении что-то приятное. Манефон, вяло пожевывая, глядел перед собой и откликался лишь изредка, когда к нему обращались. Сердце у Найла сжималось от жалости при виде его уныло равнодушного лица.
– Ну, как порешили, каким путем пойдем? – осведомился Симеон.
– Тем же, что и пришли, наверное, – предположил Доггинз.
– Почему бы не прямо через низину? – спросил неуверенно Найл.
По лицу Симеона пробежала тень.
– Опасно. Там полно болотных гадюк, ортисов, клопов-упырей и вообще Бог знает чего, – он поглядел в сторону Манефона и глазами показал: мол, какой тут риск, со слепым-то на руках. Словно прочитав мысли Симеона, Манефон проронил:
– Ничего страшного, если и рискнете. Доггинз повернулся к Найлу:
– Ты что думаешь?
– Пожалуй, ничего не случится, если пойдем низиной, – после некоторой паузы ответил Найл.
Симеон перевел недоверчивый взгляд на Доггинза.
– Если Найл так считает, – рассудил тот, – то, пожалуй, я и возражать не стану.
