Чем могу помочь? снова спросил он.
Я от благотворительной организации «Христианская помощь». Собираю пожертвования, к собственному изумлению пробормотал я.
А почему у тебя нет кружки или ящика? спросил он даже не глядя на меня. И потом, мы не христиане.
Ничего страшного, сказал я. Я и сам еврейский атеист.
Очень мило. Теперь он улыбался. Но коли ты еврейский атеист, почему собираешь пожертвования для «Христианской помощи»?
Мать заставляет, ответил я.
Но если ты еврей, твоя мать, по всей очевидности, тоже еврейка?
Да, еврейка, ответил я. Поэтому и не разрешает мне воровать из еврейских благотворительных фондов.
Сработало просто магически. Он громко расхохотался. И сказал: Может, прибережешь эту шутку для комического ревю?
Я сказал: Разве красный нос — это смешно? Знаю, знаю, люди смеются лишь когда кому-то причиняют боль.
Он спросил: Почему это у меня такое ощущение, что ни в какой христианской благотворительной организации ты не состоишь?
Я сказал: Просто хотел получить у вас автограф, но такие вещи с налета не делаются.
Он спросил: Вот как? Значит, ты хочешь автограф? А сколько тебе, если не секрет?
Я спросил: Вы что, раздаете автографы только лицам, достигшим совершеннолетия?
Он сказал: Есть на свете люди, для которых мое имя чуть ли не ругательство. Но, кажется, это не тот случай. Ты еще слишком молод. Или это очередной обман? Небось собираешься сбыть этот автограф?
Я спросил: И много ли за него можно выручить?
Тут он заметил: Думаю, тебе придется немного подождать.
Я сказал: Что ж, не возражаю. Кстати, книжка у меня с собой.
И снял с плеч рюкзак.
Он спросил: Это первое издание?
Я сказал: Не думаю. Она же в бумажной обложке.
Он сказал: Тогда тебе много за нее не дадут.
Я сказал: В таком случае буду хранить у себя, на память.
Он сказал: Что ж, хорошо. Входи, я подпишу.
Я прошел следом за ним на кухню в задней части дома. Он спросил, чем меня угостить. Я сказал, что не отказался бы от стакана апельсинового сока.
Он налил сок в два бокала, протянул один мне. Я дал ему книжку.
Он сказал:
Странное возникает ощущение, когда они к тебе возвращаются. Все равно что посылать детей в открытый мир, не зная, чем это может для них закончиться. Ты только посмотри! Третье издание, 1986 год. 1986 год!.. Да за это время она могла обогнуть весь земной шар! И где-нибудь в Катманду ее мог носить в рюкзаке какой-нибудь волосатый хиппи. А потом передать приятелю, отправляющемуся в Австралию. Или же турист мог купить ее в аэропорте. А потом отправиться встречать один из этих огромных океанских лайнеров и подарить моряку, отплывающему в Антарктиду. Что тебе написать?
Меня пробрал озноб. Мне хотелось сказать: «Людо, с любовью, от папы». И тогда через десять секунд мир перевернется и все будет совершенно по-другому, хотя каждый предмет в этой кухне останется на своем месте.
Он взял ручку, как делал уже не раз.
Рука держала ручку. Он слегка поджал губы. На нем была голубая рубашка и коричневые вельветовые брюки.
Он спросил: Как тебя зовут?
Дэвид.
«Дэвиду с наилучшими пожеланиями» тебя устроит? спросил он.
Я кивнул.
Он нацарапал что-то на внутренней стороне обложки и протянул мне книгу.
К горлу подкатила тошнота, показалось, что меня сейчас вырвет.
Он что-то спросил меня о школе.
Я сказал, что не хожу в школу.
Он спросил почему.
Я что-то пролепетал на эту тему.
Он сказал что-то еще. Он был очень мил со мной. В волосах полно седины, он не был таким седым, когда жил в Медли.
Я спросил: Можно посмотреть, где вы работаете?
Он сказал: Ну конечно. И, похоже, был обрадован и немного удивлен.
Я последовал за ним на второй этаж. Дом теперь у него другой, но он наверняка перевез сюда из Медли книги и что-то из вещей. Не знаю, зачем мне понадобилось заходить сюда, но почему-то возникло ощущение, что я должен это видеть.
Кабинет занимал весь верхний этаж дома. Он показал мне компьютер. Сказал, что у него там было много игр, но пришлось отключить эту программу, потому что иначе он тратил бы на игры слишком много времени. Улыбка у него была очень славная — такая заразительная и мальчишеская. Потом он показал мне базу данных по разным странам. И еще — каталог разных изданий.
На книжной полке я увидел 10 книг автора той журнальной статьи, которую показывала мне Сибилла. Я подошел и взял одну. Она была подписана. Я спросил:
Они что, все у вас подписаны?
Он ответил:
Я большой его поклонник.
А потом добавил:
Думаю, он один из величайших англоязычных писателей нашего столетия.
Я едва сдержался, чтобы не расхохотаться. И сказал:
Моя мама говорит, что я смогу оценить его по достоинству, когда стану старше.
Он спросил:
А какие еще книги тебе нравятся?
Я едва сдержался, чтобы не переспросить: Еще?
И сказал:
Вы имеете в виду на английском?
Он сказал:
Да все равно на каком.
Я сказал:
Мне нравится «Кон-Тики».
Он сказал:
Что ж, это по крайней мере честно.
Я сказал:
И еще мне понравилась «Амундсен и Скотт», и еще — «Копи царя Соломона», и еще понравились все романы Дюма, и «Собака Баскервилей», и «Имя Розы», вот только трудновато было читать на итальянском.
Я сказал:
И еще мне очень нравится Мэлори. И нравится «Одиссея». «Илиаду» я читал довольно давно, но был тогда, наверное, еще слишком мал, чтобы по-настоящему оценить это произведение. А сейчас читаю «Сагу о Ньяле». И любимое мое место — это там, где они заходят в разные жилища, и просят помощи, и Скарп- Хедин всех оскорбляет.
Он вытаращил глаза и разинул рот. А потом добродушно заметил: Не думаю, что я читал ее.
