этом ни вниз, ни вверх. На десятом часу подъема, когда он передвинул носок ботинка еще на один сантиметр и голова, таким образом, поднялась еще на сантиметр, нос вдруг защекотал зеленый лист виноградной лозы. Он поднял глаза и увидел, что край обрыва находится всего в нескольких футах. И он упрямо продолжал подниматься дальше, сантиметр за сантиметром.
И вот наконец он добрался до вершины и почувствовал, что у него просто недостает сил перевалиться через край. Руки были исцарапаны, все мышцы ныли от изнеможения. Вот он ухватился пальцами за край и попробовал подтянуться, но тут всю руку свело сильнейшей судорогой. И в течение секунды, показавшейся вечностью, он висел на краю пропасти на одной руке, упершись носками ботинок в крохотные углубления в камне. В глазах потемнело, он мог сорваться и полететь вниз с высоты в несколько тысяч футов. Его спасло чудо. Краем глаза он заметил рядом корень и ухватился за него левой рукой. А потом, постанывая от боли, подтянулся, перевалился через край — и вот он уже лежит на траве и смотрит в небо.
Через некоторое время до него донесся звук, & он вдруг увидел над собой лицо ребенка. Это был тот самый мальчик, с которым он говорил за день до этого. Х. К. с самого начала почему-то думал, что именно этого ребенка унес ветер. А теперь ему пришло в голову: возможно, малыш этого хотел. Увидел парящего в небе дракона и решил с его помощью избавиться от своих мучителей. Теперь лицо ребенка было в царапинах, а на руке красовался глубокий порез. Х. К. сказал что-то по-узбекски, потом по-китайски, но мальчик, похоже, не понимал.
Спустя какое-то время он сел, & ребенок отпрянул. Х. К. был в полном изнеможении, болела и ныла каждая мышца, каждая косточка тела. Но он сказал себе: это не навсегда. И посмотрел на раскинувшуюся внизу долину.
Теперь ее затягивала плотная пелена белого тумана. Должно быть, туман сгустился, пока он поднимался на скалу. Из этого сплошного клубящегося облака выступали, точно острова, горы. На ближайшей из них он различил рощицу. Она сплошь состояла из бамбука — бамбук растет и распространяется с невероятной быстротой, — и стебли его тянулись почти параллельно земле из-за постоянно дующих на вершине сильных ветров. Длинные их листья были взъерошены ветром, как перья. На другой вершине виднелась поросль деревьев с болезненно искривленными стволами, их стволы из твердой древесины, должно быть, дольше сопротивлялись ветрам, прежде чем сдаться, на ветках торчало лишь несколько листьев. Освещение было ровным, золотистым — все предметы вокруг были видны отчетливо и казались необыкновенно прекрасными, — так видит подводный мир аквалангист. И Х. К. мог разглядеть каждый лист бамбука, крохотных птичек, прозрачные крылышки насекомых. Вдали, над самым горизонтом повисло тяжелое золотое облако, ряд мелких легких облачков быстро уносил ветер.
Я спросил: Ну и что было дальше? Ему удалось спасти мальчика? Удалось спуститься вниз?
Разумеется, он не стал спускаться вниз, несколько раздраженно произнесла Сибилла. Он и поднялся- то с трудом, разве мог он спуститься, теперь еще и с ребенком? Но с другой стороны, было бы просто смешно проделать весь этот долгий и опасный путь и вернуться БЕЗ мальчика.
Но должен же он был как-то спуститься, заметил я.
Ну разумеется, он СПУСТИЛСЯ, ответила Сибилла.
Но ведь не мог он спуститься на том же змее, заметил я.
Конечно, он не стал слетать оттуда на змее, сказала Сибилла. Хотелось, чтобы ты мыслил и рассуждал более логично, Людо.
Он смотрел на запад. Лучи заходящего солнца золотили песок. Снежные вершины далекого горного хребта казались бледными и прозрачными, как луна днем. Между ним и Синьцзян лежал весь Тибет.
В двенадцать Х. К. увлекался, помимо всего прочего, еще и физикой, И кое-что смыслил в аэродинамике. Сначала ему пришла в голову мысль сделать из змея парашют. Но еще от отца, служившего в ВВС Великобритании, он слышал разные ужасные истории о парашютистах, о том, как они гибли из-за того, что парашюты у них не раскрывались. Тогда он подумал, что можно разобрать змея и соорудить из него некое подобие планера. Но у него не было с собой ни инструментов, ни материалов, из которых можно было бы сделать твердые крылья.
И тут вдруг в голову ему пришла идея. Любой предмет может подняться, если его передний край находится выше, чем задний, и взлетит он тем выше, чем больше площадь верхней его поверхности в сравнении с нижней поверхностью. И он понял, что если прикрепить спереди к змею пару шелковых крыльев и укоротить ему хвост, то ветер развернет и надует эти крылья и змей поднимется в воздух. У него были полосы шелка, которые сшивала на «зингере» женщина, из них вполне можно было соорудить крылья, а в рюкзаке за спиной находились веревки, с помощью которых можно было прикрепить эти крылья к корпусу самодельного летательного аппарата.
До сих пор он думал лишь о том, как спустить мальчика с горы. Но теперь он вдруг подумал: Если никто не увидит, как мы спускаемся отсюда, никто и не будет знать, что мы спустились.
Он подумал: Если они не стали спасать ребенка, то уж до меня им вообще нет никакого дела.
Он подумал, что если они полетят над долиной в тумане, никто не увидит, куда они скрылись.
И вот он взял шелк, достал из рюкзака веревки и принялся за работу. И соорудил нечто напоминающее сбрую. Ребенок молча и устало наблюдал за его действиями, а потом отступил к бамбуковой рощице на вершине скалы. Х. К. влез в самодельную сбрую и поманил к себе мальчика, но тот отказывался подходить. Х. К. и сам был не очень-то уверен, что замысел его увенчается успехом, но апробировать летательный аппарат не было никакой возможности — он понимал, что еще раз забраться на гору ему не удастся.
Тем временем ветер надул крылья, один резкий порыв едва не сорвал Х. К. со скалы, и ему пришлось ухватиться за дерево, чтобы не сдуло. Вот в лицо ударил еще один сильный порыв ветра, и Х. К. удержался на скале просто чудом. Когда наконец ветер немного утих, он рванулся вперед к мальчику. Тот повернулся, хотел бежать, но тут же споткнулся и упал и Х. К. ухватил его за ногу. И вот на гору обрушился третий, самый сильный из всех порыв ветра; у Х. К. только одна рука оставалась свободной. Он оттолкнулся ею от дерева и почувствовал, как их тащит к обрыву. Он быстро схватил мальчика за другую ногу, затем, не обращая внимания на его пронзительные крики, подтянул к себе и крепко сжал в объятиях. И едва успел это сделать, как ветер подхватил их и они взлетели.
Они сразу же взмыли высоко в воздух, над скалами, чьими вершинами, пылающими в лучах заката, он любовался накануне. Ветер обрушился с такой силой и яростью, что Х. К. испугался — вдруг он оторвет крылья. Но этого не случилось — они летели, то резко ныряя вниз, то вновь взмывая вверх. И вот уже долина осталась далеко позади, а они продолжали лететь по направлению к западу и пролетели многие мили, прежде чем ветер утих и сбросил их на голое каменистое плато. Как выяснилось, никакого песка тут не было, это камни отливали золотом на горизонте.
Наверху, в небе было светло, но как только они оказались на земле, резко стемнело. Солнце кровавым шаром нависало над самым горизонтом. И пока он развязывал веревки и выбирался из своей упряжи, оно зашло.
Теперь Х. К. оказался в еще более сложном положении, чем на вершине горы. Воды здесь не было; перед тем как настала тьма, он успел разглядеть, что кругом во всех направлениях простирается безжизненная каменистая пустыня. Ни единого признака, что она обитаема. Холод стоял страшный, но костер развести было не из чего. Теперь Х. К. никак не мог рассчитывать на быструю смерть*, понимая, что оба они будут медленно и мучительно умирать от жажды или от холода.
Но даже несмотря на та что ему грозила мучительная смерть, Х. К. не утратил жизнерадостности. И весело засмеялся, глядя на смятые шелковые крылья у ног. Ребенок лежал на спине и постанывал, а он все смеялся и восклицал: Получилось! Получилось, черт возьми! Боже милостивый, надо же, все получилось!
Он донимал, что ложиться спать им никак нельзя, иначе во сне можно замерзнуть. И он посадил ребенка себе на спину и двинулся в ночь.
Х. К. был высоким мужчиной — 6 футов 4 дюйма, — к тому же шагал быстро. И мог за короткое время преодолеть большое расстояние. К рассвету он прошел, по самым скромным подсчетам, не менее 60 миль. А когда взошло солнце, увидел железнодорожные пути. И Х. К., несмотря на то что страдал от голода и жажды, весело рассмеялся. Обернулся назад, взглянул туда, откуда пришел, но никакой долины не увидел.