Питерсом. У того было полно недостатков. Он путал ДНК и РНК. Заводил беспорядочные сексуальные связи во время своих путешествий. Этот список можно было бы продолжить. Но при этом никто не стал бы упрекать меня за то, что мой отец таков, каков он есть. Просто уж так устроен. В то время как...
Я спросил: Что, проблемы?
Сорабджи удивился. И сказал: Любопытство погубило кошку.
А потом улыбнулся и пожал плечами. И сказал: Ничего интересного. Обычная административная суета и интриги. Не забивай себе голову всякой ерундой.
И я понял, что больше просто не вынесу этого. Надо ему сказать. Но затем я подумал: А почему, собственно, я должен ему говорить?
Просто скажу ему, что подал заявление в школу, а сам не подам. Все очень просто, потому что если я сейчас уйду, он меня никогда не найдет. А если поговорит с той женщиной, то выяснится, что никакого ребенка у нее не было. А если не свяжется с ней, то и не узнает.
Но я знал, что просто обязан ему сказать. И чем раньше, тем лучше, иначе я перестану собой владеть.
Я сказал: Вам совершенно не обязательно писать мне рекомендацию.
Он спросил: Это еще почему? Боишься, кто-то что-то заподозрит? Да им и в голову не придет! Мне попался на глаза блистательно способный мальчик, самоучка, а я, со своей стороны, сделал все, чтобы свести его с нужными людьми, что может быть естественней? Что же касается чисто внешнего сходства, — да, следует это признать. Но многие ребята сегодня носят короткие стрижки. И если ты сходишь в парикмахерскую подстричься — перед тем как отправиться туда, я уверен, это не будет бросаться в глаза.
Я сказал: Возможно, вы просто не захотите писать мне рекомендацию, узнав, что на самом деле я никакой вам не сын.
Он удивился: Что?
Я сказал: На самом деле я не ваш сын.
Он нахмурился и повторил: Что?
Я сказал: Я все это выдумал
Он начал было: Ты... А потом сказал: Ерунда. Ты обижен, тебе неловко, но к чему отрицать очевидное? Ведь мы похожи как две капли воды.
Я сказал: Моя мама говорит, что вы похожи на Роберта Доната. Вы с ним случайно не родственники?
Он не сводил с меня глаз. А потом сказал: Так ты... Но могу я узнать почему?..
Я объяснил про «Семь самураев».
Похоже, этого он не ожидал. Нахмурился, долго молчал, а потом сказал: Все это как-то странно. Не вижу смысла.
Я заметил, что, по-моему, смысл налицо.
Он уставился на странички с анализом Фурье, разложил их на столе, разгладил ладонью. Потом вдруг сгреб листки бумаги, скомкал и бросил в мусорную корзину. И сказал: Так, значит, ты мне не сын.
Он сказал: Нет, разумеется, она никак не могла поступить таким образом. Мне следовало бы сразу догадаться.
И долго и молча смотрел на меня.
Я сказал: Извините.
Он сказал: Подойди сюда.
Я не двинулся с места. А потом сказал: Я пытался вам объяснить, но, видно, не получилось.
Он сказал: И поступил довольно глупо. Зачем понадобилось лгать, если потом отказался от этой лжи?
Я спросил: Означает ли это, что я все равно могу связаться с нужными людьми?
Он смотрел на меня и не произносил ни слова. Лицо холодное, лишенное какого-либо выражения, точно он подсчитывал про себя все «за» и «против».
И вот наконец он произнес безжизненным, невыразительным голосом: Теперь ты владеешь информацией, знать которую тебе совершенно ни к чему. И эта информация представляет для меня определенную опасность.
Он сказал: Посоветовал бы тебе быть осторожнее в высказываниях. Полагаю, что если ты попытаешься использовать эту информацию против меня, тебя ждут большие неприятности.
Я сказал, что вовсе не собираюсь использовать ту информацию и что пытался его остановить. Мне так многое хотелось ему еще сказать. Ведь чуть раньше он был просто в восторге от уравнений. Неужели, думал я, для него так важно, кто именно успешно решил эти уравнения — совершенно посторонний человек или тот, в чьих жилах течет его кровь? Тот, кто унаследовал от него 50 % генов?.. Я почувствовал, что теперь не время выяснять это. И сказал: Просто я хотел... просто мой родной отец постоянно путает общую теорию относительности с частными случаями.
Сорабджи изумленно взирал на меня.
Я сказал, что вообще-то не знаю его, что нас связывает всего лишь генетическое родство, и я просто подумал, что...
Он продолжал смотреть на меня. И мне показалось, что он вовсе не слушает меня; просто думает о том, что не может ничего для меня сделать.
Я сказал: Вы не знали, что так случится. Возможно, поступили правильно. Иначе бы она просто сошла с ума. Возможно, вы даже спасли ей жизнь. И то, что вы тогда сказали ей что-то не то, чего не должны были говорить, вовсе не означает, что вы были не правы...
Я не видел, как взлетела его рука. И не успел опомниться, как он нанес мне удар по голове такой силы, что я упал и покатился по полу. Почти тут же вскочил на ноги, но он был уже тут как тут. Размахнулся, ударил и снова сбил меня с ног. И опять бросился на меня, но тут я откатился в сторону и успел подставить ему подножку. Он упал. Прямо на меня.
Я и пошевелиться не мог, он давил на меня всем своим весом. В комнате громко тикали часы, прежде я их не замечал. А они все тикали и тикали. И ничего не происходило.
Он запыхался, точно после тяжелого боя. Глаза сверкали. Я не знал, что? он способен выкинуть в следующую секунду.
В дверь постучали. Жена окликнула его: Джордж!
Он сказал: Подожди две секунды, я сейчас, дорогая!
Я слышал ее шаги, удаляющиеся по коридору. И только тут понял, что надо было закричать. А теперь уже поздно. Глаза его сверкали...
Часы громко тикали.
Внезапно он отпустил меня и вскочил на ноги. Я отполз подальше, но он не стал преследовать меня. Стоял у стола, сунув руки в карманы. Потом улыбнулся мне и ласково сказал:
Прости, это совсем на меня не похоже. Просто потерял над собой контроль. Страшно извиняюсь. Нервы ни к черту, происходит срыв, а потом ужасно корю себя за то, что случилось.
В голове у меня гудело.
Волосы падали ему на лоб, из-под них сверкали темные глаза. Он выглядел точь-в-точь как Роберт Донат из «39 ступеней», как тогда, чуть раньше, когда рассуждал об атомах и анализе Фурье.
Он сказал: Ну разумеется, ты должен связаться с нужными людьми.
Я спросил: Так вы по-прежнему считаете, что мне нужно заняться астрономией?
Он засмеялся. И сказал: Даже думать не хочется о том, чтобы я мог вселить в тебя отвращение к этой науке!
А потом насмешливо и вопросительно приподнял бровь. Глаза блестели и смеялись, в них не проглядывало и тени расчета.
Мне оставалось лишь надеяться, что на лице у меня не осталось синяков.
Я спросил: Так стоит мне поступать в Винчестер или нет? Вы не раздумали давать мне рекомендацию?
Улыбка не сходила с его губ. И он сказал: Ну разумеется, ты должен поступать в Винчестер.
А потом снова улыбнулся и добавил: И непременно сошлись там на меня.
