Нотариус посоветовал не завещание, а дарственную. Лину прописали к прабабушке, в четырнадцать лет она стала квартировладелицей. Она сдержала слово и переехала к прабабке, хотя в школу вставать приходилось очень рано: школа-то была на Котельнической.
– Ничего, – утешала Лина Викторию, – для меня специально трамвай проложили, очень удобно.
Через три года Виктория умерла.
Она стала совсем крошечной, ссохлась вся, напоминала насекомое в энтомологической коллекции, на обтянутом коричневым пергаментом лице отчетливо проступали кости черепа. Руки-ноги стали тонкие, как спички. Только черные глаза до конца горели неукротимым огнем.
В один нехороший день она не смогла встать утром с постели. Рот перекосился, слова не выговаривались. Лина поняла, что это инсульт, и вызвала «Скорую».
Врач попался хороший.
– Сердце удивительно здоровое, – сказал он, осмотрев больную. – Попадаются такие долгожители: у них еще с детства, с рождения запас здоровья заложен. Другая вода, другой воздух, еда другая… Но класть в больницу бесполезно, организм крайне изношен. В больнице могут подлечить, укрепляющие проколоть, поставить капельницу, но…
– Я ни за что не отдам прабабушку в больницу, – заявила Лина. – Доктор, а мы не можем с вами договориться частным образом? – При этом она опасливо покосилась на постель: что-то скажет на слова «частным образом» ее грозная прабабушка? Но Виктория промолчала, видимо, ей было уже все равно. А может, говорить не могла. – Все, что нужно… Уколы я сама могу делать, но капельницу… Я в вену не попаду.
Договорились частным образом. Врач с медсестрой приезжали через день, делали уколы, ставили капельницу. Вместо штатива пришлось использовать стремянку. Лина ее отмыла до стерильного состояния и на всякий случай задрапировала прокипяченной, проглаженной с двух сторон марлей. К ней и крепили мешок с лекарственным раствором.
Лина кормила прабабушку с ложечки простоквашей (Виктория не признавала йогуртов, как и всего заграничного), варила ей манную кашу на молоке. Достала очень удобное судно – плоское, под крестец, – врач даже позавидовал.
– По Интернету нашла, – сказала Лина уже в коридоре, провожая его к двери, чтобы Виктория, упаси бог, не услышала. – В канадской аптеке продается.
– Нашим больницам такие не по карману, – вздохнул врач.
– Я вам потом отдам, – пообещала Лина. – Его же можно простерилизовать?
– Конечно, можно, – подтвердил доктор. – Но вы не торопитесь. У нее хорошая динамика.
Виктория и вправду как будто пошла на поправку. Речь вернулась. Ей страшно хотелось курить, но Лина не давала. К счастью, все это происходило летом: в школу ходить не надо.
Лина, конечно, вызывала на подмогу Галюсю. Вместе они поднимали почти невесомое тело, обмывали, протирали, меняли постельное белье. У Виктории не было ни единого пролежня.
Так прошло два месяца. Однажды, когда Лина поправляла подушки после смены белья, Виктория поцеловала ее руку. Поцелуй пришелся выше запястья.
– Пра, ты чего? – смутилась Лина.
– Спасибо, что не отдала меня в больницу, – прохрипела Виктория.
– Да ты что, у меня и в мыслях не было!
В эту же ночь случился второй инсульт. Лина заметила утром, что рот опять перекошен и не закрывается. Позвонила врачу. Он смог приехать только к вечеру и констатировал, что она права.
– Она больше не ест, – пожаловалась Лина. – Я сую ложку в рот, а все обратно выливается. Колотый лед в рот кладу, чтоб не пересыхал.
– Это не самое страшное, – вздохнул врач. – У нее пропал глотательный рефлекс. Она обезвожена, сейчас я еще капельницу поставлю с физраствором.
– А что самое страшное? – спросила Лина опять в коридоре, чтобы Виктория не слышала.
– Может пропасть дыхательный рефлекс. Я пропишу кислород, но…
Дыхательный рефлекс пропал в ту же ночь. Это был третий и последний инсульт, освободивший мятежную душу Виктории Полонской от бренной земной оболочки. Лина встала страшно рано, часа в четыре утра – ее словно что-то толкнуло – и нашла прабабушку бездыханной. Черные глаза мертво смотрели на нее. Она их закрыла.
На похороны прилетел из Америки внук. Вместе с Линой Владимир Полонский проводил бабушку в последний путь. С ними поехала восьмидесятивосьмилетняя старуха-соседка. Нелли, разумеется, не поехала. Вот еще! Но она потребовала встречи с бывшим мужем и с дочерью. Ей хотелось знать, что станет с квартирой. Двухкомнатная квартира на Ордынке, можно сказать, с видом на Кремль – это же не шутки!
– Квартира принадлежит Лине, – сказал Полонский.
– Семнадцатилетняя девчонка не может распоряжаться квартирой! Квартиру надо сдавать. Найти приличных жильцов и сдавать. Я даже не представляю, сколько может стоить квартира в таком районе. Какая там площадь?
– Там много недостатков, Нелечка, – сладеньким голоском проговорила Лина. – Лифта нет, замучаешься карабкаться на четвертый этаж.
– Ничего, найдем жильцов помоложе, – бодро откликнулась Нелли.
– В любом случае, деньги за аренду принадлежат Лине, – вставил Полонский.
– Она несовершеннолетняя! Она под моей опекой!
– Ну все, у нее перед глазами засверкали бриллианты, – насмешливо продекламировала Лина отцу из «Бесприданницы». – Оставь, папа, я тут сама справлюсь. Возвращайся к Зое. Как там Аллочка?
– Нормально. – Полонский пристально смотрел на дочь. – Давай уйдем отсюда. – Он имел в виду квартиру Нелли, вернее, квартиру певицы Корсаковой на Котельнической, где происходило объяснение. – Нам надо поговорить.
– Я тоже хочу послушать, – встряла Нелли. – Я имею право знать, что вы там замышляете.
– Нет, не имеешь, – холодно отрезал Полонский. – Пошли, Линка, посидим где-нибудь в кафешке. Надо же бабушку помянуть.
– Не надо с ней спорить, папа, – сказала Лина, когда они устроились в кафе. – Я это лето пропустила, но уж на будущий год поступлю в институт и уйду от нее. Недолго осталось.
– Я не стою тебя, – тихо, почти не обращаясь к дочери, проговорил Полонский, но Лина услышала.
– Не надо, пап. Пра так тобой гордилась! Попросила меня все твои фильмы достать, каждый вечер мы по паре пересматривали, и ей не надоедало.
– А тебе надоедало, но ты терпела, – догадался отец.
– А вот и нет, мне тоже нравилось. Если бы не Нелька…
– Я даже не знаю, что там у вас тогда случилось в Литве.
– Ничего. Надоела, и все.
– Но теперь тебе придется с ней жить.
– Да говорю же, это ненадолго, – отмахнулась Лина. – Пап, надо Лидии Григорьевне помочь. Она совсем обнищала. Этот ее сын…
– Я дам денег. А ты… Ты же будешь ее навещать?
– Конечно, буду!
Полонский обнял и поцеловал дочку.
– Вот в кого ты у меня такая хорошая?
– Уж точно не в Нельку, – засмеялась Лина.
– Точно, – кивнул он. – Я тоже не сахар…
– Да брось, папа, ты хороший. – Увидев, что отец качает головой, Лина добавила: – Может, в бабушку?
– Она умерла родами, ты же знаешь. Но, по-моему, она была обычная девчонка. Легкомысленная…
И Полонский неожиданно для себя рассказал дочери, как искал и нашел своего отца.
– Вот кто точно не подарок, так это он. Я на него похож, – помрачнел Полонский. – Я сейчас такой, каким он был, когда я его нашел. Смотрюсь в зеркало и вижу его, представляешь, ужас? И все-таки я тебе
