– Она мне такая же мать, как ваш условный сын вам сын. Пришлось бы каждый раз добавлять «биологическая», а это длинно.
– Ты не хочешь ее простить? – осторожно спросила Асташова.
– Нет, – отрезала Лина. – Если бы она раскаялась, я бы, конечно, простила, но она ни о чем не жалеет, какая была, такая и осталась. Бомбит меня звонками, требует вернуть Галюсю, дать ей денег…
– Прости.
– Ее? – не поняла Лина.
– Нет, меня, дуру старую, что затеяла этот разговор.
– Ну что вы, Лидия Григорьевна, что бы я без вас делала?
– Взаимно, – улыбнулась Асташова.
Не откладывая дела в долгий ящик, Лина пошла в паспортный стол и прописалась в квартиру Асташовой. Это стоило ей пятьсот рублей, но она решила, что для хорошего дела не жалко.
Вообще жизнь более или менее налаживалась, сын подрастал. Уже в десять месяцев Витя научился ходить и начал выговаривать первые слова. Лина внимательно вглядывалась в него, но не находила никаких следов Влада. А может, ей просто хотелось так думать? Но ее сын рос хорошим, послушным мальчиком, охотно играл со старшим братом, не подозревая, что тот ему дядя. Митя постепенно привык к нему, перестал ревновать.
Оба были светленькие, белоголовые. Ну, Митя понятно в кого – в Нельку, она блондинка. А Витя? Витя пошел в нее, в Лину. Она много раз видела себя на экране, в детстве волосы у нее были светлее. Может, и у сына с годами волосы чуть потемнеют, но брюнетом, как Влад, ему точно не быть. Вот и хорошо. Они с Митей и впрямь похожи на братьев.
Лина и за Митей внимательно наблюдала. Первое время на новом месте он иногда оглядывался, словно искал чего-то. Иногда что-то отрывистое лепетал про Баб-ягу. А потом успокоился, забыл. О пережитой в раннем детстве психологической травме тоже забыл: детская память милосердна. Но Лина подмечала в нем некоторую робость, опаску, даже мнительность. И ей очень нравилось, что он заботится о младшем братике, не отпускает его от себя.
Она начала хлопотать о детском саде. Это было немыслимо трудное дело, легче на Марс слетать. Нашелся один садик, но Лине он не подошел. Во-первых, в Вешняках, ехать очень далеко. Во-вторых, детей берут на пятидневку, а ей не хотелось расставаться со своими мальчиками так надолго. В-третьих, есть место только для одного. Ей хотелось найти садик поближе к дому и сразу для двоих.
В одном месте намекнули, что примут двоих, но за мзду. Это был частный детский сад в центре Москвы: и без того дорого, а тут еще давай взятку за сам факт приема. У Лины таких денег не было. Пришлось звонить отцу.
Лина часто перезванивалась с отцом, не реже чем раз в неделю, и каждый раз он говорил: «Давай я перезвоню, чтоб тебе деньги не тратить», хотя Лина купила телефонную карточку и звонила за копейки.
На этот раз, выслушав ее, Владимир Полонский сказал:
– Я переведу тебе эти деньги через Павла, как всегда.
– Папа, а как у тебя дела? – осторожно спросила Лина.
– У меня? Прекрасно. Меня опять пригласили сниматься.
Папа уже снялся в сериале «Закон и порядок», ему дали ключевую роль в эпизоде о русской мафии. Роль не гангстера, а как раз человека, ценой своей жизни разоблачающего банду. Серия была двойная, с продолжением, его убивали только в конце второй части. Диск с фильмом Полонский прислал Лине, они с Галюсей и Лидией Григорьевной вместе посмотрели.
Но то сериал, а на этот раз речь шла об участии в полнометражном фильме, причем в одной из ведущих ролей. Лина порадовалась за отца.
Он перевел ей деньги, как и обещал, она заплатила, сколько просили, и ее парни начали ходить в детский сад.
Лидия Григорьевна умерла вскоре после этого. Ей было девяносто восемь лет. В отличие от Виктории она не мучилась, просто не проснулась однажды утром. Лина с Галюсей ее похоронили.
Лина сочла своим долгом разыскать телефон ее сына и сообщить ему о смерти матери.
– Что теперь будет с квартирой? – спросил он.
– Ничего. До девятин вообще ничего трогать нельзя. Потом сороковины… А потом мы сделаем ремонт. Больше вас ничего не интересует? Может, хотите пойти на кладбище, помянуть? Я вам скажу номер участка и могилы.
– Да иди ты… – Он бросил трубку.
Но опять «проявился», «возник», как сказал бы Понизовский. Опять подкараулил Лину во дворе дома.
– Ты… это… Все-таки не по-людски получается. Я этой квартиры, можно сказать, всю жизнь ждал, а ты захапала.
– Во-первых, мы с вами свиней не пасли, обращайтесь ко мне на «вы», – начала Лина. – А во-вторых, я лишь исполнила волю вашей матери. Я за ней ухаживала до самой смерти, а вы только и знали, что деньги с нее тянуть. Крали у нее. Она сама мне рассказывала.
– Ничего я не крал! – вспыхнул он. – Свое брал! Свое! Там все мое было! – Он помолчал и заговорил уже другим, просительным тоном: – Могла бы хоть половину мне отдать.
– Половину чего? – не поняла Лина.
– Стоимости квартиры. Ты ж ее сдавать будешь, я знаю. А вот я возьму и стукну в налоговую.
– Валяйте. Займитесь любимым делом.
И Лина ушла.
Она даже не стала беспокоить Понизовского по этому никчемному поводу. «Условный сын» с тех пор больше не появлялся. Но совершенно неожиданно позвонил Влад.
Лина давно уже стерла его номер из памяти сотового телефона, но узнала, когда он позвонил. У него был особый номер – не через восьмерку, как у большинства людей, а прямой.
Как ни в чем не бывало:
– Привет, давно не виделись. Как у тебя дела?
– Нормально, – растерялась Лина.
– Надо бы встретиться, поговорить.
– Мне не о чем с тобой разговаривать.
– Ну брось, у нас же с тобой кое-что было…
С каждой минутой Лине становилась все тревожнее. Уж больно голос у него подозрительный – вкрадчивый, почти заискивающий…
– Что тебе нужно? – спросила она напрямую.
– Так говорю же: встретиться, поговорить.
– Мне не о чем с тобой разговаривать. Не так расстались, чтобы опять встречаться.
И Лина нажала кнопку отбоя, но успела расслышать в трубке слово «сука», произнесенное от всей души.
– От кобеля слышу, – сказала она в уже мертвый телефон.
Как и сын покойной Асташовой, Влад подкараулил ее во дворе. Только это был не двор дома на Ордынке, а все тот же двор на Николоямской, возле переводческого агентства «Вавилон», где они встретились впервые.
– Надо поговорить.
– Тебе надо, ты и говори. А я слушать не хочу.
Лина хотела уйти, но Влад заступил ей дорогу.
– Ну погоди… Нам правда надо поговорить. Я, конечно, скотина, наговорил тогда гадостей, но ты и меня пойми: я ж думал, ты понравишься старику… Жениться хотел, честное слово!
– Я рада, что не понравилась старику.
А вот Владу не нравилось, что его перебивают. Ему хотелось высказать все до конца.
– Я ж тебя обхаживал… Билеты в театр брал…
– Тебе вернуть деньги за билеты? Хорошо, я обязательно верну. У меня с собой столько нет, но…
