крыше – залило весь пол, стена тоже вся мокрая, в плесени.
Печка… О господи, моя печка – чудесное сооружение старинных хозяев ещё довоенного времени, удивительный комплект из русской и голанки, тоже порядком порушена. Три слоя кирпича сверху сняты – зачем? Трубу что ли хотели вынуть? С голанки тоже снята железная арматура и выбиты дверцы, разобраны верхние слои кирпича. Погром на этот раз просто чудовищный. На полу валяются две пустные аптечных бутылочки – из-под спирта… Это для вдохновения добавили. Оттянулись по полной… Да уж…
Выхожу в сени, надо заглянуть в кладовку, там у меня инвентарь хранится, рабочая одежда, посуда, всё ведь с собой в Москву не повезёшь и к соседям таскать не будешь. Не принято это здесь.
Но едва я сделала шаг в сторону кладовки, чтобы взять оттуда рабочую одежду, как пол подо мной рухнул, и я, в мгновение ока, оказалась на земле сарая.
Мой дом стоит на склоне горы, тыльная его часть получается, таким образом, как бы двухэтажной. Глубина под сенями метра два с гаком. Всё случилось так быстро, что я даже не успела испугаться. Я не почувствовала также и боли.
Лёжа под завалом досок, в нелепой позе на спине, я тупо смотрела вверх – прямо надо мной, в накренённом состоянии, навис под углом в сорок пять градусов большой двустворчатый шкаф. Крепкий, дубовый, он всегда у меня строял в сенях, вынесен был ещё при старых хозяевах. Я его использовала для хранения сухих щепок на растопну и как склад железных изделий старого хозяина – все найденные в конюшне подковы, навесы для ворот и прочие металлические поделки хранились в этом шкафу.
На нижней полке лежало штук пятнадцать кирпичей, я их держала про запас, для починки печной трубы. И вот всё это хозяйство каким-то чудом всё ещё удерживалось на весу. Теперь вот мне стало очень не по себе.
Спокойствие, однако. Только без паники.
Я была в сознании, и это главное. Голова моя цела, целы были и руки. Я вот остальное своё тело я не могла увидеть – на мне горкой лежал слой всякого хлама, он хранился в кладовке, а теперь вот обрушился на меня. Осторожно пошевелив правой, потом левой ногой, с радостью отметила, что они, мои ноги, кажется, не сломаны. Это приятное открытие.
Так же осторожно поворочивая голову, я стала оглядывать сарай.
Что же всё-таки случилось?
Обрушение произошло ровно по кромке – чистый жёлтый слом на всех досках красноречиво говорил, что они не были гнилыми, да и гнилая доска ломалась бы с треском, не сразу. А здесь одномоментно обломились сразу все доски секции. Ровно посередине сеней проходило бревно, к корому были прибиты эти доски. Эта, вторая половина сеней, прилегающих к кладовке, и рухнула-ухнула. Но как могло такое случиться? Доски дубовые, вековые, они могли бы служить ещё не один десяток лет.
Я посмотрела на противоположную стенку. Ага, вот оно что! Верхнее бревно стенки сарая, служившее второй опорой для досок пола, было вынуто. С той стороны доски не были прибиты вовсе – они просто лежали на опоре и держались за счёт солидного выступа. Через щель можно было видеть это опорное бревно – оно теперь лежало в метре от сарая, под вишней. Это бревно было порядком обгоревшим – попытка поджога дома два года назад. К счастью, тогда обошлось.
Так, с этим всё более-менее ясно, но как же они сделали так, чтобы враз обломились толстые дубовые доски с другой стороны? Я посмотрела вверх – прямо над моей головой проходило то самое бревно, к которому и были прибиты доски посередине сеней. Теперь я отчётливо вспомнила ещё одну важную деталь, которой раньше не придала должного значения. Вдоль этого бревна, в сантиметре от ряда шпяпок гвоздей, ещё осенью, когда я приезжала в октябре готовить землю к зимовке, уже был виден лёгкий надлом. Всё выглядело так, как если щепку сломать через колено, но не до конца, а потом снова её выпрямить – сверху она будет как-будто целой щепкой, но надлом всё-таки виден, и сломать её теперь можно уже одним пальцем, достаточно положить на опоры и слегка нажать на место надлома.
Значит, доски были подпилены снизу или…
Ну да, вынутое бревно давало возможность эти доски легко ломать, если только как следует надавить на торчащий край. Но чем? Весом тела человека, который может повиснуть на доске? Это трудно.
Или…
Ну конечно, весом верхней части сеней, вот чем, но для этого как раз и надо вынуть нижнюю опору, на которой держится угол. Так оно и было сделано, скорее всего.
Осторожно изогнувшись, я смогла разглядеть то место, где лежало верхнее бревно – да, сени как бы просели, крен очевиден, именно они, сени, теперь, в отсутствие крепёжного бревна, давили на доски пола и, в конце концов, сломали их! Сам же угловой столбушок был отклонён от вертикали весьма прилично, да и вся стенка сарая порядком накренилась.
Теперь стало ясно, почему знакомый плотник наотрез отказался взять выгодный подряд – отреставрировать в моё отсутствие пришедший в упадок дом.
Однако, господа хорошие! Крутая вышла заморочка. Техническое мышление моих губителей на высоте, это надо признать.
И только сейчас до меня начал доходить весь ужас ситуации – я, не дыша, смотрела наверх. Неустойчивое равновесие, сохраняемое каким-то чудом, в любой момент могло быть нарушено. И тогда дубовый шкаф, со всем его железным содержимым и кирпичами в нижней секции, рухнет прямо на меня, на мою разнесчастную голову. А сени, которые утратят последнюю опору в виде пошатнувшейся стенки сарая, образуют отличное надгробие – под таким завалом вряд ли меня скоро найдут, да и станут ли вообще искать? Тот, кто устроил ловушку, эту классическую «волчью яму», уж точно спешить с моими поисками не будут, а те, кто наблюдал на этим действом со стороны и видел, как я сюда вошла, из обычного страха за свою жизнь и какое-никакое, но спокойствие, скорее всего, не станут вообще в это дело вмешиваться.
Как бы в подтверждение этим мрачным мыслям, снаружи раздались голоса. Я замерла.
– Грохот какой был, слыхал?
Это моя ближайшая соседка слева, Маня.
– Слыхал.
А это, похоже, Пётр, её свояк.
– Зайдём глянем?
– А чаво глядеть? Убилась так убилась. А не убилась, так и сама спасётси.
– И то правда. Чего их жалеть, када сами себе не жалеют?
– Верно говоришь.
– Какие деньги на церкву дали, а себе дом построить хороший пожалели… В халупине ентай так и живут…
– Стал быть, лишние деньги были…
– А у нас с тобой никаких нетути…
– Нехарошай это дом…
– Вот и я говорю…
– Упал, и с богом…
Голоса их постепено удалялись и вскоре перестали быть слышны из-за грохота машины, которая лихо пронеслась мимо. Верхний кирпич пришёл в движениие, но на полпути замер.
Моя виза была продлена.
Потом снова шаги, кто-то, похоже, остановился у самого моего дома. Тихо скрипнула катилка – она единственно и уцелена на крайней секции забора из штакетника. Похоже, кто-то идёт в сени. И не один.
Я затаилась.
– Есть кто? – послышался голос. Я глухо молчала.
– Иди глянь-ка, – сказал негромко тот же голос кому-то рядом.
– На кой?
– Иди, Серый сказал проверить. Лениво:
– А чё проверять?
– Ну, жива или как…
Медленно открылась дверь, и в сени, осторожно ступая, вошёл человек. Я прикрыла глаза и совсем перестала дышать. Сквозь смеженные веки, однако, мне было видно, как некто наклонился над провалом и смотрел прямо на меня.
