Я отбежал в сторону.
– Пригинайся, разорвется сейчас! – закричал я Ваське и сам лег, уткнувшись лицом в землю, рядом с ним.
Васька еще плотнее прилип к земле.
Что-то треснуло, будто автомобильная шина. Я приподнял голову и увидел над плетнем целый столб огня. На нас с Васькой дождем посыпалась земля.
В это время сзади хлопнула дверь. Из дома выбежал Иван Васильевич. В руках он держал большую бутыль с керосином. Огня уже не было, только дым расстилался над плетнем.
– Зачем гранату подожгли? – крикнул Ванька, подбегая ко мне.
– Она сама стрельнула, бомба твоя сумасшедшая, – сказал я. – Чуть меня не убила! Нам с Васькой все глаза засыпало. Ну и сила в ней!
Иван Васильевич обрадовался:
– Засыпала?
– Конечно, засыпала. Видишь, ни черта не вижу, – сказал Васька, протирая глаза кулаками.
– А здоровый огонь был? – спросил Иван Васильевич.
– До самого неба, – отвечал Васька. – Как пшикнет, так я думал – плетень сгорит.
Иван Васильевич даже засмеялся от удовольствия.
– Видишь, а ты не верил, что у меня настоящая граната выйдет. Я, брат, слесарь!
– Вот такую бы штуку начальнику в окно запустить, – сказал Васька. – Что было бы! Весь стол бы перевернуло, офицеру рыжему усы обсмолило бы! Или вот что – под бронепоезд, под самый паровоз заложить… Эх!
– Я могу и такую сделать, что бронепоезд разорвет, – сказал Иван Васильевич. – Только чурку надо побольше найти да патронов штук двести или триста.
Иван Васильевич так разошелся, что его и остановить нельзя было.
– Постой, – сказал я. – Твоими гранатами, конечно, рыбу глушить можно. А бронепоезд ею не взорвешь. Все-таки она не настоящая граната, а деревянная.
– Я могу и железную сделать. Вон я в прошлом году какую хорошую пушку сделал из дымогарных труб. Помнишь?
– Как же, помню, – сказал я, – хорошая была пушка, только не стреляла.
– Ну, гранату легче сделать. Отрежу кусок трубы, запаяю с двух концов. Сбоку дырочку просверлю. Пороху насыплю. Вот тебе и граната.
– Все равно будет не настоящая, – сказал я. – Так же пшикнет, как и деревянная. У настоящей бомбы и ударник есть и капсюль. А в капсюле – пистон, гремучая ртуть, динамит. Из дымогарной трубы такую не сделаешь.
– Ну что ж, – сказал Иван Васильевич, – я и настоящую могу сделать. Мне бы только посмотреть на нее, как она приготовлена. Да где же ее найдешь?
– Пойдем в тупик, – предложил я. – Там много чего валяется. Может, и гранату найдем.
В старый вагонный тупик упираются четыре железнодорожные линии. С северной стороны тупик открыт для входа, с южной, восточной и западной обнесен высокой цементной оградой.
Во время гражданской войны здесь было целое кладбище негодных вагонов. Они валялись, опрокинутые набок, и глядели окнами в небо.
У южной стены тупика находились три деревянные кладовые. Стены кладовых были пробиты пулями. На всех дверях висели замки с лошадиную подкову.
Вряд ли кто, кроме нас, в эти дни заглядывал в старый тупик. Кладовщик и тот уже давно не заходил сюда. Это было видно по замкам. Они обросли мохнатым, густым слоем грязи.
Глухо было в тупике. Молчаливо стояли кладовые, только ветер забирался в них сквозь пробитые стены и раскачивал из стороны в сторону ржавое железо крыш.
Иван Васильевич шел между вагонами и, качая головой, говорил:
– Лежит вот все без толку. А ведь тут винтиков сколько, гаечек, шурупчиков!
– Э-э, ребята, смотри-ка – кожаный пояс! – крикнул Васька и полез было под вагон.
– Ну его, что у нас своих поясов нет, что ли? Ты оружие ищи, а не пояса.
Долго мы бродили по тупику и ничего не находили.
Вдруг совсем близко кто-то застучал палкой по колесам.
– Осмотрщик, верно, – сказал Васька, – колеса выстукивает.
Мы осторожно заглянули под вагон.
– Андрей! – закричал Васька.
У вагона, притаившись, стоял Андрей. Он, видимо, услышал наши голоса и тоже насторожился.
Мы кинулись к нему.
– Где же ты пропадал, Андрей? Ты разве не в Курсавке?
