как у себя дома…
Мария стояла рядом, но не сочла возможным вступать в разговор: что тут обсуждать? Свое бессилие?
Немцы хозяйничали в большей части Средиземного моря, а вот Москва до сих пор не пала, и, кажется, дело шло к тому, что приказ Гитлера – “Кремль должен быть взорван!” – так и останется на бумаге. Да, отдельные подразделения 258-й пехотной дивизии пробились в пригороды Москвы. Да, они видели Кремль в бинокль. И не только они. 2-я дивизия танковой группы генерала Гепнера также видела башни Кремля, но совсем недолго. Уже в ночь с пятого на шестое декабря немецкое командование начало тотальное отступление, и стало окончательно ясно: немецкий солдат сможет пройтись по улицам Москвы только пленный.
В радиообращении из Лондона, которое Мария и Антуан слушали в море, генерал де Голль так и сказал: “Немецкое наступление на Москву провалилось, и теперь только пленный немецкий солдат сможет увидеть Кремль”. И еще он сказал о том, что хорошо бы немецким военачальникам, воюющим в России, читать перед сном Коленкура**.
* С м е р ш – карательные подразделения: “Смерть шпионам”.
** К о л е н к у р (Саulаinсоurt) Армен Огюстен Луи (1772-1827) накануне войны, с 1807-го по 1811 год был послом Франции в России и имел представление о России и русских, что называется, из первых рук. Он горячо отговаривал Наполеона от похода в Россию, хотя во время войны был в его свите и навсегда сохранил ему верность. Мемуары Коленкура “Поход Наполеона в Россию” являются одним из важнейших свидетельств той войны.
Оказывается, де Голль как в воду смотрел. Через много лет после окончания войны Мария Александровна прочла в знаменитых дневниках немецкого фронтового генерала Блюментрита, принимавшего непосредственное участие в боях за Москву:
“Наши генералы помнили, что случилось с армией Наполеона. Многие из них начали перечитывать мрачные мемуары французского посла Коленкура о 1812 годе. Эти мемуары действовали угнетающе в те критические дни 1941 года. У меня до сих пор перед глазами командующий 4-й армией генерал- фельдмаршал Клюге, как он, с трудом вытаскивая ноги из грязи, идет по двору к себе на командный пункт и долго стоит перед картой с книгой Коленкура в руках. И так изо дня в день”.
Через много лет после войны в полуподвале под церковью Воскресения Христова Мария Александровна не раз обнимала мысленным взором тогдашний театр военных действий от Москвы до Ливийской пустыни и думала о том, как из разрозненных событий нарождалось движение к Великой Победе, в которой есть и ее толика.
Когда через месяц Мария приплыла на яхте “Николь” в Мaрсель для отчета о проделанной работе, она не узнала Николь. На пороге дома ее встретила крохотная высохшая старушка с пустым взглядом еще недавно ярких темно-карих, а теперь погасших глаз. Николь встретила Марию с полным безразличием и отказалась взять ее с собой на кладбище. Зато Клодин была несказанно довольна привезенным Марией скарбом, а свою “маленькую зелененькую кастрюльку” даже поцеловала на радостях.
По прибытии в Марсель Иван Павлович остался коротать дни на яхте, а Мария и Антуан поселились у Николь. Когда в первый же день Николь не взяла Марию с собой на кладбище, та поняла, что изменения, происшедшие в облике и характере Николь, не надолго, а навсегда. Навсегда, и надо принимать Николь такой, какой она стала, и не пытаться “развлечь” или “отвлечь”. Только могила примирит ее с потерей Шарля. Николь ходила на кладбище каждый день и каждый раз молилась на его могиле, чтобы Господь услышал ее и избавил от бессмысленной жизни, воссоединил с Шарлем. Как человек верующий, она не считала возможным наложить на себя руки.
Прошение доктора Франсуа об отставке было отклонено новым начальством. В извещении, которое привезла Мария, доктору предписывалось явиться к месту службы сразу после Рождества, то есть до конца 1941 года. Точная дата почему-то не указывалась, видимо, учли сложность обратного пути, а яхта “Николь” в расчет не принималась. Даже по стилю этого извещения можно было понять, как упала дисциплина во французской армии, подконтрольной маршалу Петену, как в ней все зыбко.
Мария думала, что огорчит доктора Франсуа, а тот настолько неприлично обрадовался извещению, что даже Клодин почувствовала, до какой степени они с Николь надоели ее любимому мужу. При виде помолодевшего от нечаянной радости Франсуа Клодин покраснела и, резко повернувшись, ушла на кухню. Зато доктор был так счастлив, что даже чмокнул казенную бумажку, точь-в-точь как Клодин свою зеленую кастрюльку, в которой “так удобно кипятить папильотки”.
Безучастно выслушав доклад Марии о состоянии финансовых и имущественных дел погибшего мужа, а стало быть, о ее собственных возможностях, Николь вдруг произнесла целую речь:
– Шарль доверял тебе. Делай со всем этим добром все, что считаешь нужным. А когда приберет меня Господь, поставь нам с Шарлем хороший памятник, общий. Остальное мне неинтересно. Ну и Клодин не оставь на улице, она хоть и курица, но своя. – Николь вынула из изящной, инкрустированной перламутром сигаретницы маленькую сигарету, прикурила ее от зажигалки, отделанной таким же перламутром, как и коробочка для сигарет. Ни этой коробочки, ни зажигалки раньше Мария не видела. Да и курить прежде Николь фактически не курила, так, баловалась иногда за компанию.
– Ты стала много курить, – сказала Мария.
– Да. Это хорошо. С сигаретами как-то лучше.
– Николь, ты не понимаешь, каким состоянием владеешь?!
– Мне все равно…
– Николь, не ты одна, все мы ходим под Богом. Нужно предусмотреть как можно больше гарантий.
– Мне не нужны никакие гарантии.
– А мне нужны для тебя. Я составлю ряд встречных документов в дополнение к твоей генеральной доверенности, привезу нотариуса, и мы все оформим. А потом привезу другого нотариуса, например, из Арля, и продублируем все документы. Война есть война. Сейчас недвижимость уходит за бесценок, я прикуплю кое-что на твое имя.
– Нет.
– Почему?
– Покупай на свое.
– Как скажешь. Но почему?!
Николь равнодушно пожала плечами.
“Боже, как она исхудала! Кожа и кости… Да и кости стали какие-то маленькие. Как она пожала сейчас плечами… Это ведь и не плечи, а плечики десятилетней девочки. Неужели человек усыхает до такой степени?! Значит, усыхает…”.
– Николь, а хочешь, я куплю виноградники, как у твоего отца? – неожиданно для самой себя спросила Мария.
– Хорошо, купи. И тогда еще не забудь прикупить старого мерина и двуколку с бочкой для дерьма, как у моего другого папочки, – моментально парировала Николь, и ее хриплый, бесцветный голос даже наполнился подобием жизненной силы.
“Еще не все потеряно, она еще отойдет! – обрадовалась Мария. – Дай Бог! Дай Бог!”
– Николь, я тебя обожаю! – Мария обняла подругу и ощутила всем телом, какая та маленькая, почти бесплотная.
– Ты нас бросаешь? – отстранившись, спросила Николь. – Ты убежишь с Антуаном на войну? – Пустые глаза Николь на мгновение блеснули чистым светом, и детская белая зависть озарила сморщенное, старушечье личико.
XVIII
Мария не убежала на войну, хотя уехать с Антуаном ей очень хотелось. Николь, можно сказать, поймала
