В рубке собрались некто Михаил Андреевич, как его уважительно звал Бухтояров, Ефимов и Пуляев. Все остальные расползлись по свои каютам, затихли.
— Полежим немного, — объявил Михаил Андреевич, — к темноте всплывем. Думаю, уже чисто будет.
— Ты меня, Юра, наконец за серьезного человека примешь?
— Куда уж серьезней. Лодка-то откуда?
— Лодки этой, как и тебя, нет в природе. Списана. Экипаж на гражданке числится. Отправлен заниматься укреплением капиталистического сегодня. Но, как видишь, не все туда рвутся.
— Но откуда у тебя лодка, Бухтояров?
— Сама приплыла и в док встала. По мановению волшебной палочки. Я вот не решил, что с тобой делать. Ты вроде как военнопленный. При первой же возможности побежал на работу звонить. Докладывать. Ну, чиста теперь твоя совесть?
— А я тебе, Бухтояров, ничего не обещал. Рыбу кушал, это правда. Да только ты не давал ничего другого.
— Так тебе еще и рыба моя не нравится?
— Мне все не нравится. Я вот, например, с людьми своими хочу поговорить. Давно они мне ничего не докладывали.
— Дело хорошее. Поговорите. Потом чаю попьем с сухим пайком. Поговорите.
— Ну? — сурово глянул Зверев на Пуляева.
— Что «ну»?
— Слушаю.
— Слушайте. Привезли нас в воинскую часть, переодели в форму, поставили в караулы.
— Что он несет, Ефимов?
— Все так и было. А…
— Хорошо. Продолжай, Пуляев.
— Потом часть подверглась нападению дезертира. Его отбили.
— А кроме вас там был еще кто-нибудь?
— Товарищ Охотовед.
— Тьфу, ядрена мать. Ну ладно. Пусть Охотовед, — разрешил Зверев. — Задвигай свою байку. Ты умеешь.
— Потом мы эвакуировались. Вывезли материальную часть. Недалеко, правда, вывезли. Километров за сорок.
— Что за матчасть?
— Пусковая установка. Две ракеты. Другое оборудование.
— Какое другое?
— Стенд тренировочный. На нем Офицер ракету отлаживал.
— Так. А этот теперь где?
— Его, как видно, взяли. Говорят, там операция была специальная. Все побережье прочесали.
— А кто был еще с Офицером?
— Капитан Елсуков. Он вначале сидел на телефонах в части. Обозначал ее функционирование и внешнее благополучие. Потом к Офицеру отбыл. А дальше не знаю.
— И что потом?
— Потом в части была проверка. Нашли тела расстрелянных солдатиков и тело полковника. Командира.
— Твоя работа? — почти воткнул строгий указательный палец Зверев в Бухтоярова.
— А вот тут вы ошибаетесь, товарищ следователь. Я всего лишь воспользовался обстоятельствами.
— Так все было, Ефимов?
— Относительно сказанного по факту так. А вот кто чем воспользовался, не знаю.
— Хорошо. Излагай, Пуляев, дальше.
— А дальше мы сделали ноги. В озере нас подобрала лодка, и мы втихую вошли в док. Мне Грязнов рассказал. У финнов там серьезные сооружения. Прорыто много и обустроено. Фарватер секретный.
— Грязнов — это кто?
— Михаил Андреевич. Командир нашей субмарины.
— А откуда она тут взялась, не рассказывал?
— Говорил…
— А вот здесь я вашу беседу прерываю. Я не знаю, как дальше Юрий Иванович себя поведет. Как жить думает.
— Я думаю вас всех арестовать. И доставить куда следует.
— Приятно слышать человека долга, — отметил Бухтояров.
A у вас какие планы? — поинтересовался Зверев.
— У меня планы всплывать потихоньку. Давай, Миша, заводи машину. Уже можно. А ты, Юра, посиди, поприсутствуй. Ты не волнуйся, люди твои тебя не предавали. У них просто голова кругом. Отпустишь их потом?
Глумление продолжалось.
Тем временем припал к перископу Грязнов, крутанулся вокруг оси, откинулся удовлетворенно.
На палубу Зверев вышел с большой охотой и радостью. Видны были какие-то огни слева по борту.
Отдышались. Постояли еще. Бухтояров вынул из куртки радиоприемник, покрутил колесико, поймал питерскую станцию, послушал, хрюкнул, передал говорящую коробочку Звереву. Музыка была в эфире. Песня Анны Глебовны Емельяновой, старая и томительная. Зверев вопросительно посмотрел на Бухтоярова.
— Ты слушай, слушай. Сейчас повторят. Они каждую минуту повторяют, пока цензура не всюду введена.
И Зверев услышал.
«Сегодня неустановленной террористической группой произведен пуск боевой ракеты „земля-земля“ по дворцу культуры „Праздничный“. В результате погибли все, кто готовился выступать на завтрашнем концерте и присутствовал сегодня на прогоне программы. По счастью, осталась в живых Анна Емельянова. Сейчас она находится в реанимации… В городе объявлено чрезвычайное положение… Число жертв… Крупномасштабная операция, бой в районе Валаама…»
— Ты что натворил, гаденыш? Ты что улыбаешься? Ты как сумел?
— Установка, которую «зачистили» на пусковой, была маневром. У меня еще одна ракета была куплена в той же части раньше. Я ее на баржу установил. У меня же в работе люди, мастера высочайшие. А их в ночлежку. Бульон жрать с булкой. Подошла баржа к морвокзалу, и произвел Офицер пуск.
— А на маневре твоем кого сдал?
— Капитана Елсукова. Он изрядная сволочь. Деньги любит. А Офицер твердый парень. Я его вовремя вывел из-под «зачистки» и все объяснил. Он и сработал.
— «Все» — это что?
— А то, что и тебе попытаюсь втолковать. Времени у нас много будет.
— А если бы не попал он? В дом жилой полетела бы ракета?
— Исключено. Ее наводил Телепин. А теперь пошли вниз. Вон идет кто-то. Огни видишь справа? Погружаемся, Андреевич. Адью.
Сели ужинать. Каша, фарш колбасный, макароны, чай. Огурцы маринованные от пуза и спирт. Еще шпик. С горчицей.
— Ты, Юра, не переживай. Дело твое правое. Победа будет где надо. Помянем наших товарищей, что держали сегодня оборону.
Зверев выпил полкружки спирта. Запивать не стал, только выдохнул отчаянно и стал жрать. Огромные куски кидал в рот, миску ему накладывали за миской, а он все не мог остановиться. Потом выпил еще треть
