И потекло невразумительное время, большую часть которого они лежали на дне. Всплывали по ночам ненадолго, тогда свежий воздух прополаскивал отсеки. Зверев оживал, но наверх его уже не приглашали. И вообще, по всему чувствовалось, что экипаж перешел на предбоевой режим. К чему-то готовился. Зверев предполагал, что это будет переход в какой-то новый водоем. После очевидного разгрома базы Охотоведа военные не могли не заметить явных признаков недавнего присутствия в тайном доке какого-то судна. Естественно, у них и в мыслях не должно было мелькать ничего похожего на подводную лодку, живую и готовую к боям и переходам. Звереву не позволяли шататься по посудине. Только трехразовое получение пищи, только пребывание в закутке, только зачитанные книжки. Но со вчерашнего дня и хождения прекратились, и миску с кружкой ему приносили теперь в его камеру неожиданного заточения.
— Вставай, командир, Охотовед вызывает!
Зверев очнулся от какого-то паршивого сна. По характерному покачиванию и свежему воздуху понял, что сейчас ночь и они на поверхности. В подлунном мире.
— С вещами, барин. Эвакуация.
Это матрос Тягин будит его и размахивает при этом ручонками.
— Побыстрей, товарищ. Ялик уже надули.
Зверев поднялся на палубу. Там Охотовед, Пуляев, Ефимов, резиновая лодка болтается под бортом, непогода и не туман пока, а так, полутуманок. Морок, другими словами.
— Ну, что, господа милиционеры и сотрудники. Дело идет к закономерному концу, — объявил Охотовед, — осталось нанести последние штрихи. Рука мастера требует шлифовки. Но дело это несколько опасное. Поэтому вы списываетесь на берег. Идите куда хотите. Вот конверт для господина Пуляева — жалованье. Вот для господина Ефимова. Аналогично. Расписываться в ведомости не нужно. «Трансформер» был хорошей организацией, но больше его нет, счета арестованы, недвижимость взята государством на предмет ответственного сохранения и ревизии. Вам, впрочем, это не Очень интересно. Не знаю, свидимся ли теперь, времена настают не совсем комфортные. Братков наших перебитых на базе помянули. Нас не поминайте. Тогда, наверное, живы будем.
— Ты что несешь, Бухтояров? Что куражишься? Еще не все ракеты выпустил?
— А то, что над страной не небо даже, а эфир. Сладкая мечта. И он чист. Нету там ничего. Только Петр Ильич Чайковский. Но нам сегодня нужно с художником одним разобраться. С передвижником. Ты, Зверев Юрий Иванович, человек аналитический и настырный. Сотрудники у тебя толковые. Все сопоставите, все поймете. Ну, пока. А, совсем забыл… Пистолет ваш, Юрий Иванович. Патроны. Пригодится еще… И вот еще. Приемник. Слушайте последние известия.
И прервался монолог, потому что появился за спиной Охотоведа Грязнов. И ушли они вниз по трапу, люки задраили. Пошла лодка от берега, малым ходом пошла и стала уходить под воду.
— Где мы? — спросил Зверев.
— Я думаю, на западном берегу, — попробовал догадаться Пуляев.
— А я думаю, что на восточном, — остался при своем мнении Ефимов.
— Провериться просто. Мы в южной части озера. Подальше от базы. Это естественно и точно. Значит, если берег восточный, должны быть каналы. Старый и новый. Они до Свирицы тянутся от Шлиссельбурга. Пошли смотреть, — решил Зверев.
Каналов не обнаружилось. Значит, предположительно Охотовед высадил их между Сорталахти и Морьем. Времени на базе и около нее было достаточно, чтобы изучить карту озера досконально. Двигаться по берегу было нецелесообразно и опасно. Операция прочесывания, несомненно, продолжалась. Более безопасным следовало считать маршрут движения по направлению к Сестрорецку. Там город, там вокзалы. Оттуда до Питера рукой подать.
А еще ближе должна была быть Приозерская ветка железной дороги. Километрах в сорока. Там она и оказалась. Но только еще раньше, часа примерно через три, Зверев услышал в последних известиях о том, что тридцать минут назад взорвался и затонул в Ладожском озере теплоход «Репин», на котором группа эстрадных артистов и деятелей от культуры совершала круиз на Валаам и далее, к месту взятого штурмом места дислокации бандформирования, осуществлявшего хорошо спланированные убийства звезд эстрады. При этом в старом то ли доте, то ли бункере никто не уцелел. Теперь вот вся страна следит за ходом поисково-спасательных работ в Ладожском озере.
— Вы как думаете, Юрий Иванович, есть там кого спасать?
— Так были у них все-таки торпеды?
— Значит, были. А «Репин» пароходик старый. Еле на плаву держался. Я на нем путешествовал прошлым летом.
На Финляндском вокзале они задерживаться не стали, пересели в троллейбус, первый попавшийся, сошли у Кондратьевского рынка.
— Ну что, Паша Пуляев и Паша Ефимов. Спасибо вам за выполнение задания. Вот вам и от меня премия. — И Зверев протянул Пуляеву дипломат. — Поделите поровну. И езжайте, ради Бога, в Астрахань. Умоляю. Сейчас прямо берите билеты и уезжайте…
— А вы?
— А мне, как говорится в вестернах, еще повидаться кое с кем нужно.
Зверев пожал руки своим товарищам по несчастью, повернулся и пошел не оглядываясь.
Он нарушил уже столько предписаний, законов и подзаконных актов, что еще одно несоблюдение очевидного и необходимого правила ничего не могло прибавить или отнять сейчас. Тот закон, который нарушать в данный момент было никак нельзя, гласил: «Домой возврата нет». Впрочем, Зверев не знал и того, есть ли у него сейчас дом. Он так долго отсутствовал.
Ранним утром двор перед домом его призрачного обитания был пуст. Зверев спокойно вошел в подъезд, поднялся к себе на этаж, не обнаружил ничего предосудительного на дверях, кроме бумажки с печатями судебного исполнителя, с чистой совестью сорвал ее, поискал в карманах ключи, нашел их. Легко повернулся в замке верхний и тяжело, с натугой, нижний. Замок был новым, не совсем хорошим. Когда он врезал его, то долго мучился, регулировал, хотел даже обменять на другой, но было лень.
Он вошел, снял в коридоре обувь и куртку, зажег свет, прошел в комнату, достал из шкафа чистую рубаху, спортивные красные трусы с белой каймой, прошел в ванную. Следы обыска явственно отмечались везде и всюду, но он решил заняться наведением порядка немного позже.
Уже лежа в ванне, услышал звонок. Выходить сейчас к телефону не хотелось, но это было необходимо.
— Да. Зверев слушает.
— Юра! Ты! — Это сосед, Иван Иваныч, обнаружил признаки жизни за опечатанной ранее дверью. — Юра? А как?
— А вот так. Я с задания вернулся. С важного и правительственного. Скоро опровержение будет по телику. Смотри и слушай.
— Погоди. Я сейчас подойду, ты мне дверь открой. Я тебя хочу увидеть.
— Я моюсь вообще-то.
— Я обязан. Мало ли что.
— Ну, подходи. — Зверев закрыл левой рукой срамное место, открыл дверь, за ней стоял Иван Иваныч.
— Убедился?
— Так точно. А слышал, пароход рванули сегодня?
— Слышал. Почти что видел.
— А…
— Ну все. Потом приходи. — И закрыл дверь.
После ванны он долго растирал себя полотенцем. Затем поставил турку на газовую конфорку, открыл холодильник. Тот был выключен уже давно, остатки продуктов истлели, и кислый, резкий запах поплыл изнутри. Тогда он закрыл дверцу… Когда вода закипела, насыпал в чашку, большую и синюю, две ложки кофе гранулированного, размешал, выпил.
Бар, естественно, опустел. Ни капельки не оставили ему господа оперативные работники и судебные