— До. Он тогда и квартиры-то часто менял оттого, что боялся.
— А после того как вы расстались, когда ты сбежал с той квартиры, вы не встречались?
— После нет. Я хотя и был в Питере, но с Валерой не встречался. Не удалось. И если честно, то и не хотелось.
— Ну живи покуда. А скажи еще, фамилию такую, Бухтояров, ты не слышал?
— Нет.
— А Охотовед? Кличка такая есть?
— Нет, начальник. Я все сказал. Теперь жить хочу. С чистой совестью в свободной Литве.
— Ну, будь свободен.
— Постараюсь.
Зверев вернулся тогда в комнату к Гражине. Про нее-то он и вовсе не спросил у Ларинчукаса. Все равно тот бы ничего более не сказал. Оставалось совсем немного времени до возвращения в Питер, и к тому же выпал преждевременный снег.
Вошел референт-душеприказчик. Он был не очень весел.
— Пойдемте.
Зверев встал, надел ботинки, поправил воротничок рубашки. Референт пропустил его вперед.
Они спустились в подвал. Цементный пол, стены в крупной кафельной плитке, белой, без орнамента. Лампа мощная на штативе, кресло зубоврачебное посредине. Рядом стол. На нем нечто такое, что Звереву сразу не понравилось. Цилиндр осциллографа, пультик какой-то, провода, клеммы.
— А где же Хозяин? — поинтересовался он.
— Какой Хозяин?
— Обыкновенный. Повелитель судеб.
— Вы что-то путаете, господин Зверев. Не было здесь никогда никакого Хозяина. Ни здесь, ни тем более в другом месте. А вот вы-то зачем сюда пожаловали?
— А вы зачем мне телефон прямой связи давали? Из озорства?
— Мы вас принимали за серьезного человека. Но вы наших надежд не оправдали.
— Я хочу сделать официальное заявление.
— Вам сейчас будет предоставлена такая возможность. В кресло сядьте.
— Кресло — это несколько навязчиво.
— Тем не менее сядьте.
Зверева подхватили услужливые руки, повели, посадили. Легли на запястья ремешки, затянулись как бы сами собой, прилепились пластинки датчиков. То же проделали и с лодыжками. На голову надели ему кольцо, от него еще нашлепки на виски.
— Вы не очень были с нами искренни, Юрий Иванович.
— Я ведь к вам в прошлый раз не напрашивался.
— Но сейчас-то сами пришли?
— Но вы же этого хотели?
— Вы нам как бы больше уже не интересны. Все, что могло произойти, произошло. Люди погибли, министры полетели, в стране вот-вот чрезвычайка. Вы же совсем рядом шли все это время. Руку на пульсе держали. Что ж на связь-то не выходили?
— Отчего же? Я докладывал руководству. Оно с информацией не справилось.
— Да вас как ребенка провели. Пока эту пусковую установку брали, пока людей отвлекли, он баржу подтянул к морвокзалу и выстрелил. Один офицер в коровнике готовит оружие возмездия, другой с баржи стреляет. Бред полный. И только потому, что бред, состоялось.
— Я хочу сделать заявление.
— Кому, интересно?
— Официальному представителю государственной власти.
— Все шутите? Вот чтобы шутить было неповадно, отвечайте на вопросы. Потом, может быть, разрешим. Все разрешим. Фамилия.
— Зверев.
— Имя.
— Юрий.
— Какой сегодня день недели?
— Среда.
— Когда у вас день рождения?
— Летом.
— Хорошо. Пусть будет так. Ваше отчество?
— Иванович.
— Фамилия.
— Зверев.
— Где вы работали до встречи с нами?
— В милиции.
— Где Вакулин?
— Погиб.
— Где Бухтояров?
— Не знаю.
— Где Охотовед?
— Не знаю.
— Это одно лицо?
— Да.
— Какой сейчас месяц?
— Ноябрь.
— Вы были на подводной лодке К-67?
— Был.
— Вы убили Костромичева?
— Нет. Разве он убит?
— Отвечать односложно. Вы женаты?
— Нет.
— Вас привезли сюда на автомашине?
— Да…
Примерно через час Зверева отстегнули от кресла, разрешили встать, размять руки.
— Идите пока к себе. Отдохните.
— А я не устал.
— Отведите его на диван. Чаю дайте.
— Водки нельзя?
— Нельзя.
— А жаль…
На настоящий допрос Зверева повели ночью.
— Зачем ты пришел к нам?
— Сделать заявление.
— Делай.
— Только Хозяину.
— Сейчас ты сделаешь нам все заявления, какие нужно.
Его били недолго. Просто от каждого удара ломались ребра, стальные костяшки пальцев безошибочно находили те точки, которые как бы многократно усиливали с виду легкие тычки и подзатыльники, толчки и затрещины. Кровь стекала тонкой струйкой изо рта его и капала на пол, недавно вымытый, еще влажный, прохладный и зовущий. Его поднимали и били снова, как бы невзначай. Потом усадили в кресло.
— Настоящую фамилию Охотоведа знаешь?
