углу, на другой стороне улицы.
— Можно мне тоже выбрать для себя газету? — спросила Эми.
— Ну, конечно. — Если бы сегодня она попросила у меня луну с неба, я бы нашла способ ее достать.
Мы направились через дорогу. В нескольких шагах от тротуара я услышала крик: «Берегитесь!»
Я увидела, как Эми вспрыгнула на тротуар, на который я инстинктивно ее вытолкнула, душераздирающий крик разорвал мой слух, и ревущее железное чудовище бросило меня в пустоту. И наступила тишина…
Глава 3
Я не знала, где нахожусь и что со мной, но я двигалась. Или, вернее, что-то двигалось подо мной. Единственное, в чем я была уверена, — это рука Эми, которую я сжимала в своей. Я слышала какие-то далекие шумы, таинственные отголоски. Я словно бы стояла на эскалаторе, который двигался в темноте. Скрежет зубчатых колес, по которым бежала лента транспортера, болезненно отдавался у меня в голове.
Я издала стон, который лишь усилил мои страдания.
— Кажется, она приходит в себя, — радостно сказал голос, который доносился откуда-то из темноты.
Боль неизмеримо усилилась.
— Слух начинает восстанавливаться, — сказал тот же голос. — Завтра мы сделаем еще одну пункцию. Все остальные анализы хорошие.
Маленькая ручка дочери в моей руке была для меня сейчас единственным утешением.
— Арлет, — позвал женский голос. — Арлет, ты меня слышишь?
Кто такая Арлет? Боль была не такая ужасная теперь, но все еще очень сильная.
— Мне плохо, — пожаловалась я неизвестному.
— Она говорит, — сказал прежний голос.
Я утонула в пустоте, в то время как чернота перед глазами постепенно рассеивалась, превращаясь в молочно-серую пелену. Я находилась в тумане или в облаке? Боль была терпимой. Сквозь серую дымку проступил большой освещенный диск. Это были часы, показывавшие четыре. Они выплыли из тумана и вернули меня к действительности. Меня везли на каталке.
Когда мы с Эмилиано вышли из аэропорта Линате, такие же круглые часы показывали четыре. Мы возвращались тогда из нашего первого путешествия в Париж.
В самолете, летящем в Милан, мы сидели один напротив другого, разделенные столиком, подобным тем, что в вагоне-ресторане Восточного экспресса. Эмилиано положил на его блестящую поверхность кипу бумаг, которые внимательно изучал. Он оторвался от них, чтобы сказать мне, что я изменяю его жизнь и его восприятие мира. Я сказала ему в ответ, чтобы он не смеялся надо мной, и спросила, продиктовано ли это его поведение стандартной техникой обольщения, которую он использует со всеми женщинами, или это какой-то запасной вариант.
Я попросила его отпустить мою руку, которой он уверенно завладел и от которой, казалось, не имел намерения отказаться. Он сжимал мою руку и бросал на меня страстные взгляды, шепча какие-то любовные слова.
— Я больше не отпущу тебя, — сказал он с юношеской пылкостью, словно это было с ним в первый раз.
— А с чего ты взял, что я согласна? — с вызовом спросила я.
— Я это знаю, и довольно, — решительно заявил он.
И он был прав. Я чувствовала, что готова идти за ним на край света, что сделала бы все, что он захотел. Он нравился мне, я любила его. Меня все увлекало в нем: как он говорил, как двигался. Даже в этой его угловатой юношеской дерзости было что-то, что околдовывало меня.
Эмилиано отодвинул в сторону бумаги и взял мою вторую руку, как бы держа меня в своем плену.
— Я спрашиваю себя, как я мог жить без тебя все эти годы, — сказал он, нежно глядя в мои глаза.
— Но ты ведь даже не знал моего имени, — отшутилась я.
Стюардесса принесла нам бутылку шампанского в серебристом ведерке со льдом. Это был единственный момент, когда я почувствовала неудобство при мысли, что эта девушка, должно быть, видела подобные сцены много раз.
Ее отстраненная улыбка и та изящная ловкость, с которой она управлялась с сервировкой, свидетельствовали о высокой профессиональной выучке.
— Я все знаю о тебе, — сказал Эмилиано, когда стюардесса ушла.
— Послушаем, — подстегнула я.
— Диплом с отличием филологического факультета. Принята в издательство корректором. Краткая стажировка в отделе документации. Через шесть месяцев редактор в «Универсо Донна». Через год перешла в «Оридзонти» с повышением. После курсов повышения квалификации специальный корреспондент. Продолжать? — спросил он.
— Давай, — с вызовом сказала я.
— Ты была специальным корреспондентом вплоть до дня твоего увольнения. В прошлом, — продолжал он, — у тебя был роман, довольно серьезный, но не очень пылкий, с архитектором Джованни Полетти, консультантом одной нашей книжной серии. Ты бросала его и снова сходилась с ним пару раз. Потом связалась, но тоже не слишком прочно, с Арриго Бьонди, фотографом из «Оридзонти». Потом, примерно год, не встречалась ни с кем. Некоторые ухаживали за тобой, но не добивались успеха.
Я вспыхнула от унижения и злости.
— Досье собрано по всем правилам. — Я вырвала свои руки из его рук с энергией и силой, на которые не считала себя способной. — Значит, твои информаторы следили за мной даже в спальне, — рассердилась я.
— Эмилиано примирительно улыбнулся.
— В твоем случае они ограничились поверхностным наблюдением. Не верится, что я разговариваю с журналисткой, которой должны быть известны некоторые механизмы добывания информации.
— Гнусные, подлые! — вспылила я. — И коварные, — добавила я, пока он молча наливал мне выпить.
— Ты и вправду не знала, что многие фирмы заводят досье на своих служащих? — удивился он.
— Я считала это полицейским методом, давно вышедшим из употребления, — сказала я.
Эмилиано разразился смехом.
— Тогда они правильно сделали, что уволили тебя, — шутливым тоном сказал он. — В мире, построенном на вымогательстве и шантаже, определенная информация является необходимой. Я лично приказал убрать подслушивающие устройства из моего кабинета, но не уверен, что они не установлены в других помещениях нашего издательства. Таков мир, в котором мы живем, таковы правила игры, в которую мы играем.
— Постыдные правила, — обрушилась я на него.
— Не стану спорить, — согласился он. — Это, однако, не меняет существа дела.
— Уверена, что именно твои сестры заправляют этим деликатным отделом, — с презрением заявила я. — Если это вообще не их изобретение.
— На этот раз должен тебя разочаровать, — сказал он. — Идея принадлежала отцу. Он считал, что его издательство — это одна большая семья, где не должно быть секретов.
— Свои, тем не менее, он крепко держал при себе, — ядовито заметила я.
— Полагаю, что да, — согласился Эмилиано.
Самолет пошел на посадку и через десять минут приземлился. В стороне от летного поля нас ожидал
