никогда не работал на пределе. Эти резервы Лукашин в шутку называл «запасами прочности». «Ну, как там наши запасы прочности? – говаривал он. – Не худо было бы нажать в этом месяце». И они «нажимали», перекрывая план в отдельные месяцы, за что получали благодарности и премии.
Строительство все разрасталось, и теперь уже каждому понятно, что вместо управления создадут трест. Вот почему Лукашин и Синельников отказались передать все портовые объекты Тихой Гавани – док, пирсы, набережные стенки – субподрядчику. Словом, всю гидротехнику оставили за собой. Это были все выгодные объекты с железобетоном, с металлом, с богатым «запасом прочности». И вот этот Воронов первым делом стал прощупывать их «запасы прочности». Но Синельников умеет дать по рукам… И Лукашин должен понять это и поддержать главного инженера.
Если бы Синельникова спросили, чему он завидует, он бы ответил: только одному – производственному опыту Лукашина.
Война застала его на студенческой скамье. Прямо из института Синельников завербовался в Дальстрой. Это была крупная строительная организация с основным «строительным кадром», так шутили инженеры, – то есть с заключенными. Там работникам выдавали бронь, и Синельников всю войну проработал на стройках. Правда, непосредственно на участках работал мало. Быстро попал в плановый отдел и, уже будучи инженером планового отдела, заочно окончил институт. Потом многие годы просидел в отделах треста. И теперь, наверстывая упущенное, постоянно бывал и в доке, и на рудниках, и на строительстве пирсов. Ему хотелось, чтобы все видели, как сведущ он в любом деле. Он охотно брался за проектирование тех объектов, на которые еще не было технической документации. Так спроектировал он массивы-гиганты, работая по ночам не жалея сил.
И вот это налаженное с таким трудом дело мог развалить какой-то пришлый человек. Словом, неприятности могли быть только со стороны Воронова. Но они появились совершенно неожиданно для Синельникова с другой стороны.
Однажды Лукашин ездил осматривать массивы-гиганты и возвратился озабоченный.
– Деятель, зайди ко мне, – позвал он Зеленина и уже в своем кабинете спросил: – Ты считал массивы- гиганты на остойчивость?
– Нет.
– Почему?
Зеленин развел руками.
– В суматохе-то времени не нашлось. А потом, проект составлял главный инженер. Что же я его буду проверять?
– Ну, ты эти экивоки брось, деятель. Не к делу они. Посчитай.
Долго провозился Зеленин с расчетами и, когда подвел итог, – ахнул. Метацентр массива-гиганта оказался чуть ниже центра тяжести. Значит, массив должен перевернуться. У него отрицательная остойчивость.
Лукашин тщательно проверил расчеты и вызвал Синельникова.
– Петр Ермолаевич, тебе знаком этот массив-гигант? – Лукашин подал ему чертеж с расчетами Зеленина. – Полюбуйтесь! – Он смотрел по своему обыкновению вниз в сторону, но голос его звучал повелительно.
– Расчет? – спросил Синельников, недоумевая. – Я считал уже.
– Посмотрите! Если нужно, еще раз посчитайте.
Синельников с минуту просматривал расчеты и вдруг густо покраснел. Его самоуверенное холодное лицо изменилось, на губах появилась виноватая, просительная улыбка.
– Нет, не может быть, не может быть, – проговорил он, переводя глаза то на Зеленина, то на Лукашина, словно ища поддержки.
– Ну что ж, докажите обратное, – холодно заметил Лукашин.
– Постойте, постойте… Здесь что-то не то. – Он склонился над расчетом, стал быстро проверять формулы, прикидывал на логарифмической линейке, и чем дальше, тем все суетливее становились его движения. Наконец он распрямился, растерянно пожал плечами.
– Черт знает что! Не понимаю, как это могло произойти.
– Садитесь, – указал Лукашин рядом на стулья Зеленину и Синельникову. – Что делать? Как будем выводить массивы-гиганты в море?
– Единственный выход – на понтонах, – сказал Зеленин.
– Понтоны мы не достанем, по крайней мере, в эти месяцы, – возразил Лукашин. – А массивы ставить нужно.
– Придется изготовлять деревянные, – заметил Синельников, все еще виновато улыбаясь.
– Правильно мыслишь, деятель. Но деревянные понтоны – лишний расход. На него могут обратить внимание, и потом неприятностей не оберешься. Стало быть, этот расход нужно оправдать.
Лукашин долго выводил карандашом какие-то затейливые каракули; его большой палец смешно отгибался и был похож на кочедык, которым в старину плели лапти. Лукашин сидел сбоку стола, заплетя ногу за ногу штопором, и впереди вместо одного носка торчала пятка. «Как это он ухитряется так вывертывать суставы?» – думал Синельников и отмахивался от этих неуместных мыслей и досадовал, что в голову не приходило ничего путного.
– Вот что, деятели, – заговорил наконец Лукашин, – массивы-гиганты мы потом должны добетонировать на месте – голову пирса делать. Работа будет идти медленно – волны мешают. А понтоны нам позволят еще на берегу поднять стенки чуть выше проектной отметки, да и в море будут ограждать от волнения. Значит, дело пойдет быстрее. Вот и надо подсчитать, сколько дней мы сможем таким образом сэкономить, выиграть. И написать надо официальный документ, что за счет этого выигрыша во времени мы идем на дополнительный расход. На изготовление понтонов. А теперь ступайте и действуйте.
Уходя, Синельников подумал о том, что эта неприятность при разумном подходе еще и пользой
