Как ни всматривался Песцов, но первая стайка все-таки появилась неожиданно, вывернулась откуда-то сбоку. Вф-ю-ю-ю-ть! – просвистело над головой. И он, не целясь, вскинул ружье, выстрелил. Кво-кво-кво, – насмешливо ответил подброшенный кверху выстрелом косячок. Песцов выстрелил из второго ствола вдогонку, уже прицелившись. Одна утка, раскинув по-ястребиному крылья, спланировала куда-то в траву. Песцов вскочил с места, как подброшенный пружиной, и бросился за уткой. Через минуту он увидел, как из высокой травы выскочила Берта, держа в зубах эту утку, и опрометью бросилась к Еськову. «Ты скажи, какая нахальная тварь», – подумал Песцов, оторопев.
– Значит, попадаем?! – крикнул ему, смеясь, Еськов. – Она же в моем звене работает.
Чем гуще становились сумерки, тем чаще шли один за другим небольшие косяки. Грах! Грах! – гремели выстрелы попеременно то у Еськова, то у Песцова, и Берта сносила уток в одну кучу к ногам хозяина.
Между тем незаметно смеркалось. Уток можно было различить только над головой или на фоне заката. Песцов перестал стрелять, осмотрелся.
На востоке в густой ультрамариновой хмари тонули дальние почерневшие сопки, холмы, низины. Тяжелый, таинственный мрак, казалось, исходил от этих сопок и все дальше и больше окутывал землю. И только на западе, где играл золотисто-розовый закат, земля еще сопротивлялась; зубчатым изломом, подкрашенные невидимым солнцем, высились горы в молочно-голубой дымке.
Тишина стояла полная, и малейший звук отчетливо улавливало ухо. Вот кто-то крикнул на реке: «Куда полез, дьявол! Держи левее!» Затем с минуту влажно шлепали по воде весла. Где-то раздался свист, – видать, охотник кличет собаку. Вот оборвала первую высокую ноту лягушка, словно испугавшись своей дерзости. И опять тишина… В воздухе плавали запахи болотной прели и тот особый сыроватый дух добреющей, от тепла пробудившейся земли. И вдруг Песцов уловил тонкий свежий запах молодой травы. Он жадно потянул в себя воздух. «Ах, черт! Трава пробивается, – сказал он радостно. – Как хорошо-то, боже мой. Как хорошо!»
– Пойдем, что ли? Чего ждать! – окликнул его Еськов.
Песцов подошел к нему. Еськов раскладывал поровну убитых уток; их оказалось десять штук. Песцов знал, что сам он убил не более трех.
– Хорошо стреляешь, – сказал он Еськову.
Тот вынул из кармана кисет, протянул Песцову, закурили, и только потом уж, затянувшись дымом, ответил:
– Так мне плохо стрелять не положено. Все ж таки я кавалер «Славы» всех степеней.
– В каких частях служили?
– В разведке.
– А я на флоте. – Песцов решил разговор вести издалека. – Тоже прихватил японскую. А вы были на западе?
– Да.
– Поди, в переделки попадали… не раз.
– Всякое бывало… Говорят, вы к нам насчет звеньев?
– Расскажите про то, как первый орден получили, – попросил уклончиво Песцов.
– Да как тебе сказать… – Еськов смотрел прищуркой, как бы прицеливаясь. – Главную награду вот как получил. Посылают меня в тыл к немцу и дают мне пятнадцать человек… Я был помкомвзвода. Смотрю я на них, вот как сейчас на тебя. Большинство впервой вижу – пополнение. И думаю: брать или не брать? Дело сурьезное. Если один человек оплошает, все пропадем. Подумал я и сказал командиру: «Не надо мне столько. Есть у меня пять своих ребят, проверенных… Вот с ними и пойду». – «Тяжело», – говорит. «Ничего, зато надежно. За пятнадцать сработаем». И сработали. Награды получили. Вот так…
Еськов искоса выжидательно смотрел на Песцова, тот улыбнулся:
– Хитер ты, парень, хитер… Прямо – ученый.
– Жизнь учит нас, товарищ секретарь, – улыбнулся и Еськов.
– Выходит, мы и о звеньях договорились?
– Да вроде бы…
– И кто вас только упреждает?
– Грачи в поле…
– Ну чего ж это мы стоим? Бери уток-то, – Еськов протянул Песцову пять уток.
– Да куда мне столько! Будет и двух.
– Как знаешь…
– Ну и охота! – восторгался Еськов в пути, обвешанный спереди и сзади утками.
А Песцов шел молча. Ему уж не хотелось вести ту самую беседу, ради которой он шел на охоту. Зачем? Еськов уже все сказал.
«Что мне, в конце концов, от того, что Еськов работает в паре с Иваном, со своим другом или родственником? И почему он должен работать с тем, кого ему пристегнут в правлении? Разве он хуже нас знает, с кем ему надо работать? Нет, они правы, – в работе на поле, как в любви, как в бою, нельзя подсовывать человеку то, что не по душе. А мы везде суем свой нос, и где надо и где не надо. Игру ведем вместо жизни… Одни представления, как говорит Волгин».
В сенях Песцов оставил уток, ружье и, не заходя в дом, вышел на улицу. Он торопливо шел к школе, где была Надина квартира. Но света у нее в окнах не было. Песцов потоптался с минуту возле палисадника.
– В клубе, должно быть… Там сегодня кино показывают.
