– Люди… И в правлении, и в активе ходят. Все в начальстве… Вот и Иван Бутусов, муж директорши, техникум окончил, а работает пчеловодом. Разве ж это работа? Ему какими делами-то ворочать надо! А поди ты поговори с ним. Он меня за пояс заткнет в разговоре-то.
Песцов знал Бутусовых, особенно Марию Федоровну, директора семилетки. Часто по школьным нуждам приезжала она в район вместе с мужем, рассудительным, грамотным, с лицом жестким и угловатым, точно вырезанным из дерева. Где он работает? Чем занимается в деревне? Такие вопросы тогда не приходили на ум.
– А Семаков, а Круглое? Да мало ли их! – продолжал Волгин. – Ты думаешь, они не понимают, что коров надо выбраковывать? И продавать их сейчас выгодно, пока они в цене? Понимают. А вот подняли шум, вас всполошили… Почему? Чтоб отличиться – план, мол, нарушаем. Да какое же это нарушение?
– Но ведь план-то вы сами составляете?
– А кто его утверждает? Вы же!.. Попробуй я чего не так сделать, как Стогов написал… Значит, семнадцать коров на сто гектаров. А у меня их только по девять приходится. Стало быть, не можешь ни сдать, ни продать… Хоть кормить нечем… Хоть в убыток, а держи. Что же это, как не представление?! Представление и есть.
– А может быть, не надо их выбраковывать. Ведь зиму прокормили.
– Да какой же от них толк! Ну ладно, вот Марфа придет, с ней еще потолкуешь.
Часам к одиннадцати ночи пришла с фермы Марфа. Она молча прошла к столу, кивком поздоровавшись с Песцовым, и, ни на кого не обращая внимания, принялась за жареную картошку, запивая ее кислым мутноватым медком.
– Как звать-то вас по отчеству, простите? – обратился к ней Песцов.
Марфа покачала головой.
– Она у меня глухая, – сказал Волгин и, подойдя к ней, прокричал в самое ухо: – Марфа, это Песцов из района.
– Ну что ж, хорошее дело, – сказала Марфа.
Волгин сел на скамью.
– Она заведующая фермой. Ты не гляди, что она такая молчаливая. А вот поговори с ней. Она тебе все распишет. Марфа! – крикнул он. – Расскажи-ка Песцову про наших коров.
– А что ж тут рассказывать? – Марфа смотрела на Песцова большими грустными глазами. – Коровы как коровы. Только удои низкие. Иные по три года в яловых ходят. Вымя усохли… У некоторых и сисек-то нет. Не коровы, не быки, а жрут в три горла. Их выбраковывать нужно, да не позволяют.
– Видал, – толкал Песцова локтем Волгин. – А как на меня навалился Стогов по телефону-то… Удой, говорит, от руководителя зависит. Что же я, вместо коровы молоко давать буду?.. Нет, не дают хозяйствовать… Одни представления разыгрываем.
С утра Песцов побывал на ферме вместе с Волгиным, осматривали коров.
– Твоя правда, – сказал он после осмотра.
– А мне от этого не легче, – отозвался Волгин.
В правлении они застали Надю и Семакова. По тому, как были взбиты высокой копной ее светлые волосы, по тому, как подозрительно чернели белесые брови, как выделялись чуть подкрашенные, успевшие растрескаться от весеннего ветра губы, Песцов понял, что Надя ждала этой встречи и готовилась к ней. Но даже в присутствии Семакова и Волгина она, подавая руку Песцову, густо покраснела. Против обыкновения Волгин не шутил насчет Сеньки-шофера, да и Семакову было не до шуток.
– Ну, расскажите, как у вас тут огородничают… Значит, вместо сева огороды пашем?.. – спросил Песцов Семакова.
– Это дело агронома. Она более сведуща, – отозвался тот.
– Поля еще сырые… А огороды что ж? Они ведь тоже наши. – Надя глядела на Семакова, как бы отвечая ему.
– Личные, – усмехнулся Семаков.
– Зато земля обезличена.
– Может, раздадим ее по мужикам?
– Вы не утрируйте.
«Э-э, тут коса и камень», – подумал Песцов.
– Может быть, сделаем проще – вы покажете мне поля? – обратился он к Наде.
– С удовольствием.
Надя была в резиновых сапожках, в синем плаще. Она встала из-за стола, накинула клетчатый платок, взяла планшетку.
– Идемте!
На улице было тепло, солнечно. У самого крыльца рябилась от ветерка огромная лужа. Надя посмотрела на хромовые сапоги Песцова.
– В таком виде на поле теперь не ходят.
– Я еще с утра хотел попросить резиновые сапоги у Волгина, да позабыл.
– Ладно. Пошли на конный двор! Лошадей возьмем.
Песцов с детства не ездил верхом; служил на флоте, потом институт… А в седле сроду не держался. Но
