«Да что же это такое? – спрашивал Песцов. – Чего им от меня надо? Что я могу сказать? Что жена загуляла? Что я сбежал от нее?.. Что люблю Надю? Да разве это скажешь? Ну почему молчит Стогов? Он же все знает!..» Они встретились взглядом, и Песцов чуть было не сказал: «Помогите!» Но Стогов сонно, слегка насмешливо прикрыл глаза и отвернулся. И вдруг Песцов все понял: и эта манипуляция с повесткой дня, и этот демократический жест Стогова: я, мол, ни при чем, сами решайте. Он подал им сигнал… Да им и сговариваться нечего. Они понимают друг друга с полуслова. Эти – Семаков с Бутусовым – оборотная сторона стоговской медали. Что у того на уме – у этих на деле… Подлецы! Ничем не брезгуют…
Песцов почувствовал, как жарко заходила в нем крутая ярость. Он встал, высоко держа голову, и сказал сердито:
– Жену я вызывать не буду.
– Почему, Матвей Ильич? Поясните нам! – Бутусов с учтивостью и улыбкой на лице смотрел в зал, хотя и спрашивал Песцова.
«Ах ты, проходимец двуликий!» – с бешенством подумал Матвей, еле сдерживаясь.
– Пусть пояснит, пусть! – загомонили в зале.
– От пояснения отказываюсь, – грубо отрезал Песцов, сел и вдруг почувствовал, как предательски загорелись у него уши.
«Все пропало!» – мелькнула мысль, и тупые горячие толчки крови зачастили в висках.
Шум в зале усилился, а Бутусов, обернувшись к Стогову, с довольным лицом человека, решившего сложную задачу, уверенно закончил:
– Вот я и говорю, тут дело серьезное. А человек ни женат, ни холост. И объяснить нам не хочет. Выходит, мы, по его мнению, недостойны…
– А чего ж тут пояснять! Мы и сами видим.
– Хорошую девку выбрал, – сладко произнес кто-то.
И снова все захохотали.
– Вот я и спрашиваю: как прикажете понимать его? А ведь мы на свою ответственность выбираем! Так что семь раз отмерь, один – отрежь. – И, еще раз победно взглянув на Стогова, Бутусов, довольный, сел.
– Без жены – значит временно! – выкрикнул высокий женский голос.
– Известное дело, – подтвердил хриплый бас.
– Да не в том суть, – возразил кто-то с досадой.
– Вот именно… Не из-за жены сыр-бор.
– Оно и поразведать не грешно, – неопределенно заметил Лубников, стараясь попасть в общий тон и в то же время угодить Песцову.
– Чего тут смешного? – сказал Егор Иванович, вставая с места. – Про дело надо говорить.
Но его прервали:
– А мы про что?
– Про то, как баба с мужиком спорила – брито или стрижено? Да нам-то наплевать.
– Не плюй в колодец, Егор Иванович, – вставил Семаков.
– А ты не темни! – огрызнулся тот. – Что нам от того – женат он или холост? Главное – он человек с головой. Не огороды он хочет ликвидировать, а землю закрепить. Вот это кой-кому и не нравится. Привыкли за чужой спиной отсиживаться… Хватит! В поле надо работать. Всем! Я призываю голосовать за товарища Песцова. – Егор Иванович сел.
– А кто будет голосовать против, тот, значит, не хочет в поле работать, – иронически произнес Семаков.
Бутусов и Круглов засмеялись.
– Значит, Егор Иванович снял семейный вопрос Песцова, – привстал Бутусов. – Его больше устраивает холостой председатель. Причина вполне ясная.
В зале снова засмеялись.
– А как думаете вы, товарищи колхозники?
– Без жены ненадолго.
– Кто поручится?
– Да не в том суть, – упорно повторил свое чей-то голос. – Не из-за жены сыр-бор…
Встал Никита Филатович и, вопреки своей могучей фигуре, степенной осанке, заговорил тихо, сбивчиво и как-то скороговоркой:
– Оно, конечно, и посмеяться не грех. Почему ж не посмеяться, ежели, значит, по моральной линии. Мужик молодой и поухаживал немного… Не в обиду будь сказано. Только я омману не верю, поскольку насчет огородов, значит. Потому как Матвей Ильич не такой человек. Он и колхозников слушает, и сам поговорить умеет. Не гордый. Легко ли сказать – на чай к нам приходил… Не побрезговал. А он – секретарь! Давайте за него голосовать.
Не успел сесть Никита Филатович, как вскочил в дальнем углу Петр Бутусов и крикнул:
– Они за чашкой чая договорились! Подсластили!!
Вокруг Бутусова громко засмеялись, – видно, дружки.
