А гул в зале все поднимался, нарастал. И Песцову показалось, что он попал в какой-то водоворот и его относит в сторону: «Ну, нет!.. Так не пойдет. Я не чурка». Он встал и вскинул руку. Шум утих.
– Товарищ Песцов, мы вам не давали слова! – окрикнул его Семаков, приподнявшись.
– А я и не прошу его у вас… – Песцов глядел на него вкось, сжав кулаки, словно готовый броситься врукопашную. – Ваше слово мне не нужно. А своему слову я сам хозяин. Вы привыкли распоряжаться не только зерном, но и словом. А по какому праву? Вы что, больше других трудились? Вы больше всех знаете? Вы честнее других? По какому праву, я спрашиваю, эти люди, – он указывал на президиум и обращался в зал, – распоряжаются вашим зерном и вашей судьбой? Кто они? Вот первый – Иван Бутусов, пчеловод… – Песцов отыскал глазами Никиту Филатовича. – Скажите, Никита Филатович, вы доверяете этому пчелиному руководителю пасеку?
– Что вы, Матвей Ильич! Он трутней от пчел отличить не может, – ответил, приподнявшись, Никита Филатович.
В зале засмеялись.
– А вот второй!.. – продолжал Песцов, указывая на Семакова. – Завхоз, так сказать… Кладовщиками руководит. Как будто бы кладовщик сам не умеет замок отпереть! А что умеет делать этот завхоз? Давайте его спросим: чему он учен? – Песцов обращался в зал, и люди стали отвечать ему, словно говорили с ним с глазу на глаз.
– А чего спрашивать? Начальником быть и обучен.
– Он человек политический.
– Это не ремесло, а образование.
Семаков не пошевельнулся, только по налившимся кровью щекам можно было догадаться, чего это ему стоило.
– Понятно! Он еще по телефону не посоветовался, – сказал Песцов, и все грохнули, разгадав его намек. – А вот еще один, – обращался в зал Песцов, и легкая усмешка проскользнула в концах его губ. – Заведующий овцефермой Круглов… Встаньте!
Круглое привстал, откинул рукой со лба седеющие кудри, раскланялся на обе стороны.
– Можно ему отару дать? – спросил Песцов.
– Да вы что, Матвей Ильич, шутите?
– Он от нее оставит рожки да ножки…
– Как волк от козленка, – отвечали с хохотом из зала.
– Так ведь он же заведующий овцефермой! – воскликнул Песцов.
– Ему бы галантерею продавать, бабы на поглядку валом бы повалили.
– Мужик красивый.
– Пусть идет в подпаски, – предложил Песцов.
– Кто его возьмет? Он и кнутом-то как следует хлыстнуть не умеет. – И снова хохот.
– Семаков, ведите собрание! – крикнул Стогов.
Семаков, словно очнувшись, вскочил и яростно замахал руками:
– Прекратите шум! Это что еще за анархия! Товарищ Песцов, сядьте!
Постепенно шум утих.
– Теперь вы понимаете, товарищи колхозники, почему я неугоден некоторым. – Песцов указал на президиум и сел.
– Есть предложение – переизбрать товарища Волгина, – сказал Семаков. – А товарища Песцова предлагаем в заместители… Пусть поживет у нас, войдет в курс дела… Себя покажет, как говорится.
Волгин неторопливо закрыл папку с колхозными «делами» и, опираясь на ее ребро, степенно встал.
– Если такое дело по необходимости случилось и для общества требуется, то я, конечно, премного благодарен. – Волгин торжественно помолчал с минуту и закончил: – Только бы мне подлечиться малость… Почка отошла от стенки.
– Прошу голосовать! Кто за то, чтобы остался председателем Волгин? – спросил Семаков.
– Сперва голосуем за Песцова! – крикнул Егор Иванович.
В зале раздался топот и свист.
– За Волгина!
– За Песцова!..
Семаков долго стучал ручкой о графин.
– Прошу голосовать! Кто за то, чтобы остался товарищ Волгин?
Но шум не утихал. Тогда встал Стогов, вышел на середину перед столами и молча смотрел в зал, наклонив голову. И руки потянулись кверху.
– Считайте, Семаков!
Семаков, приподнимаясь на цыпочки, поклевывая пальцем в воздухе, начал считать.
– Большинством голосов прошел товарищ Волгин, – объявил он. Потом обернулся к Стогову, что-то
