Телега остановилась. Матвей бросил на землю рюкзак и взялся за чемоданы. Стогов вопросительно смотрел на него.
– Буду ждать, – сказал Песцов Лубникову. – Отвезешь Стогова, на обратном пути прихватишь меня.
– Что это значит?
– Останусь здесь.
– Ты это серьезно? – спрашивал, хмурясь, Стогов.
– Да уж не до шуток.
– Я бы тебе не советовал…
– Отныне в ваших советах не нуждаюсь.
– Как знаешь… но учти, на бюро отвечать придется.
– Кстати, меня бюро послало в колхоз…
– Да уж в секретарях тебе не ходить после вчерашнего провала.
– А я пойду в заместители к Волгину. Или хоть рядовым.
Стогов долго и пристально смотрел на Песцова, пытаясь сказать что-то осуждающее, но вдруг неожиданно произнес:
– Пожалуй, это выход… Да! Волгин вышел из игры. За него останешься… Но помни вчерашнее и не зарывайся. Гони! – приказал он Лубникову и уже с отъезжающей телеги крикнул: – Чего надо – звони! И чтоб без этих самых… без выкрутасов!
31
Срезать кукурузу приехали Круглов и Петр Бутусов на самоходном комбайне. Еще издали приметили они, как оторопел Егор Иванович, – вышел на дорогу и стоял как вкопанный.
– Видал, какой суслик… чует, что за его припасами пришли, – усмехнулся Круглов.
– Сейчас мы его раскулачим, – сказал Бутусов.
– Частный сектор! – кривил губы Круглов. – Я ему покажу, как плевать на правление.
Егор Иванович, чуя недоброе, преградил путь комбайну на краю поля. Комбайн остановился. Спрыгнул Круглов, вразвалочку подошел к Егору Ивановичу.
– В чем дело? – спросил тот.
– По решению правления колхоза мы приехали косить твою кукурузу, – отчетливо выговорил Круглов.
– Оно недействительно, ваше решение.
– Почему?
– Хотя бы потому, что меня на него не пригласили, – ответил Егор Иванович.
– А мы не обязаны перед всякими отчитываться.
– В таком случае и я не обязан тебе подчиняться! Пусть колхозники решают на собрании…
За разговором подошли братья Никитины и стали поодаль.
– Отойдите с поля! – крикнул Круглов. И, обернувшись к Бутусову, сказал: – Бутусов, выполняйте приказ!
Бутусов включил скорость, затрещали ножи хедера, и комбайн стронулся. Егор Иванович стоял – ни с места.
– А ну, куркуль, прочь с дороги! – крикнул Бутусов, наезжая.
– Дави, гад… дави! – сжимая кулаки, сказал Егор Иванович.
Злобно осклабившись, как-то похохатывая, Бутусов медленно стал наезжать на Егора Ивановича.
– Батя! – крикнул Степка и бросился к отцу. – Ты что? Смерти захотел?
– Пусть давит, гад.
– Да что ты? Что ты?!
Вместе с Иваном они схватили отца за руки и отвели почти из-под колес.
– Пустите меня! Пустите, говорю!
Егор Иванович разбросал сынов и схватил увесистый булыжник:
– Убью гадов!
Круглое, увидев булыжник, отпрыгнул в сторону и в момент обогнал комбайн. Егор Иванович бросился было за ним, но его опять схватили сыновья…
– Батя! Да ты что? Перестань… Успокойся.
– Ах, гады! Ах, мироеды! – ругался он, но движения его становились какими-то вялыми, и наконец он затих, понуро опустив плечи.
А комбайн уходил все дальше по полю, и все длиннее становилась оголенная полоса на зеленом поле. И, глядя на эти юные стебли, еще только что шелестевшие на ветру, а теперь недвижно лежавшие на
